Юный Натуралист 1974-11, страница 43

52

_ Тут уж близко. Вы все вправо,

вправо забирайте. А меня мамка ждет.

Я поправил на плече ружье и свернул на тропинку. Она вывела меня к широкой кипрейной поляне, на краю которой стояла кособокая избушка. Навстречу мне вышла крупная собака палевой масти. Она внимательно посмотрела на меня умными глазами и посторонилась, пропуская. Собаку эту я видел и раньше. Она часто провожала Петю в деревню и, когда он скрывался в дверях школы, уходила.

Дома я застал одного Петю.

— А, Григорий Фомич, — сказал Петя так, словно ждал меня.

— Здравствуй. Я думал, ты заболел.

— Не я. Деда хворь одолела.

— Где же он?

— Ушел коренья колокольчиков искать. Они, эти коренья, от сорока недугов помогают. Вот когда, не дай бог, заболеете, я вас в два дня на ноги поставлю. Я ведь здесь каждую травинку знаю. Вырасту — на доктора учиться пойду. — Мальчик помолчал и неожиданно спро-

I сил: — Хотите, я вам Ульку покажу?

В стороне от избушки, у толстой сосны, была прилажена клетка, а в ней ко-I лесо. По этому колесу, как заведенная, бегала Улька — маленькая рыжая белка.

— У меня еще Кузька есть, лисенок, — сказал Петя. — Только он сейчас на охоту ушел.

Потом появился дед, невысокий лохматый старичок с такими же цыганскими, как у Пети, глазами.

— Доброго здоровьица. — Старик подал мне корявую руку. — Вы Петю проведать? Он ничего, головастый, наверстает. А чего же ты, Петя, гостя на улице томишь? Пойдемте в избу.

В избе мы напились чаю, заваренного ветками смородины. Я наконец решился и прямо спросил:

— Дедушка, а отчего вас в деревне не любят?

Старик Урусов подумал и засмеялся:

— Да за что им меня любить? Я ведь I им в лесу баловать не даю. — Видя, что

я не понял, он пояснил: — В наших ме-I стах государством заповедник объявлен.

|А они, черти, в лес с топорами лезут, бобров опять же бьют. Бобер, он тварь беззащитная, доверчивая, его и палкой ухлопать можно. А я не даю.

— Как же вы не даете?

Старик хитро взглянул на меня:

— Я их, милок, пугаю. Только кто с топором заявится, я уж тут как тут.

Он вдруг сложил ладони трубой и так I натурально захохотал филином, что у меня по спине мурашки побежали.

— Бывает, и бобров предупредишь, чтоб побереглись. И сети подзапутаешь.

Вот меня колдуном и окрестили. Да я ничего, не обижаюсь. На людскую темноту обижаться грех. Сами потом спасибо скажут. Человек не одним днем жить должен...

Я распрощался с хозяином уже под вечер. Петя вызвался меня проводить.

За лесом садилось большое сытое солнце, и его красные лучи изломисто скользили между сосен. Повсюду на кустарниках росными каплями играли паучьи кружева. Когда я хотел порвать одно из них, Петя остановил меня:

— Не надо, Григорий Фомич. Они же полезные. Знаете, сколько каждый паук за лето комаров и мух изводит? Тьму! И трудяги они, как рыбаки. А что некрасивые, так не всем же красивыми быть...

Мы шли по солнечному закатному лесу и вышли к какому-то озерцу. Вокруг нас с тихим осенним шорохом падали листья, и вся черная вода озера была усеяна алыми и рыжими корабликами. Будто целый разноцветный флот нашел себе здесь последнюю гавань. Еще в озере плавало брюшком кверху множество мальков.

— Кто это их? — спросил я Петю.

— Шелеспер охотился, рыба такая. Ударил хвостом по воде и оглушил, — Петя погрозил воде кулаком. — Ну погоди, чертяка, я до тебя доберусь!

Дорогой мы разговаривали с Петей о разных зверях. Он расспрашивал меня об Африке, об ископаемой птице эпиорнис, и правда ли, что в одно ее яйцо входит несколько ведер воды.

— Она, наверное, где-нибудь в болотах и посейчас прячется, — предположил Петя. — Вот бы поехать туда да найти, а?

Я удивлялся, сколько любознательности и пытливого ума живет в Пете, и как мог отвечал на его вопросы. Расстались мы почти у самой деревни.

— Ну, доктор будущий, прощай, — сказал я. — Вырастешь — Африка от тебя не уйдет.

— А что, — засмеялся Петя. — Может, и не уйдет...

Петя Урусов не стал доктором, и ему не довелось увидеть Африку. Началась война, и она разметала моих учеников по всей стране.

Много лет спустя мы с Сеней, Семеном Игнатьевичем Шитиковым, майором, пришли на могилу партизанского разведчика Петра Урусова. Неподалеку был похоронен и его дед. Старика расстреляли фашисты за то, что он отказался служить проводником у карателей.

Снова была осень. Алые листья с тихим шорохом ложились на могилы деда и внука, и шумел вокруг заповедный лес.

Юрий Качаев