Юный Натуралист 1975-07, страница 43

41

ревянные ножи, барабаны, музыкальные инструменты, сувениры, корзины, циновки, зонтики.

В Китае, Индии и Северной Америке из молодых побегов и волокон бамбука делают высококачественную бумагу.

Бамбук ценен и как пищевое растение. Некоторые его виды содержат в стебле сладкий сок, из которого добывают бамбуковый сахар. У многих бамбуков съедобны плоды, представляющие собой орехи, заключенные в прочную скорлупу, или мясистые ягоды. Листья и тонкие ветви тростникового бамбука с удовольствием едят буйволы, быки и слоны.

Интересно, что некоторые виды бамбука цветут ежегодно, другие редко, с промежутками до 30 — 40 лет. После цветения многие виды бамбука отмирают.

В Японии распространен декоративный бамбук саза пальмита. Это двухметровое растение имеет очень красивые декоративные листья. Японцы любят за-вора**ивать в них соленую рыбу и другие продукты.

— Что это вы так внимательно разглядываете, Айболит?

— Одна из картинок на вашем чемодане, уважаемый Мюнхгаузен, не что иное, как портрет сайгака.

— И вы, конечно, сгораете от нетерпения услышать удивительную исто-рлю об этом довольно известном животном?

— Именно это вы обещали всем нам, открывая сегодняшнее заседание Клуба. Не так ли?

— Да, да. Это сказал вам самый правдивый человек на свете. А теперь слушайте А. А. Пастернака.

Сайгачья баня

Широка и безжизненна Прикаспийская равнина. Только изредка юркнет ^сРеди кустиков полыни вспугнутый суслик да встретится застывший на кургане степной орел. Но для того, кто вырос здесь, пустыня вовсе не безжизненна.

Вот недалеко от нашей машины серовато-желтой цепочкой движется стадо ^каких-то животных. Звери приближаются. уже видны их горбоносые морды, прозрачные, светящиеся на солнце рож-"и. выгнутые, как лира. Бегут они свободно, но как-то странно опустив лобастые головы, а тоненькие ножки ни на секунду не сбиваются с ритма.

— Сайгаки, — объясняет водитель Карабай. — Купаться спешат.

Вокруг выжженная солнцем земля. Нигде ни озерца. Я недоверчиво смотрю на старика. Шутит, наверное.

— Сейчас увидим сайгачье море, — улыбается он и показывает на недалекую впадину. Тихонько подъезжаем с подветренной стороны: нюх у степных антилоп великолепный. Возле застывшего солончака — сора — собралось уже довольно много животных. Но что это они делают? Тоненькими ножками, острыми копытцами разбивают серую, рисунком на булыжник похожую корку солончака и погружаются в черную грязь. Некоторые уже лежат, опустившись по самую шею и подняв точеную с черными пугливыми глазами головку. Сайгачокок нерешительно топчется на берегу, мать сердито подталкивает его в грязь.

— Маленький еще, умываться не любит! — смеется Карабай.

— Ох и грязными вылезут они из этой бани! — подхватываю я.

— Нет! — возражает старик и вдруг, хлопая в ладоши, кричит: «Эк! Эк!» Слух у антилоп еще острее нюха: мгновенно они взвиваются на ноги и песчаным облачком исчезают вдали. Но прежде чем они убежали, я заметил: шерстка на них чистая, светлая, только солью, как серебром, отливает.

— Им еще далеко сегодня 1у<ти, — объясняет Карабай. — Соль в запас взяли. Недаром у нас говорят: кто в солончак попадет, выйдет соленым. А грязь сайгака чистит!

Позже я узнал. Каждое утро после кормежки отправляются антилопы отыскивать солончак: туалет им после завтрака положен. И не только туалет. Без соли трава пользы не принесет, да и потеть сайгаку, который передвигается со средней скоростью 60—70 километров в час, тоже без соли пришлось бы слишком много. А вода в пустыне дороже всего. Ее беречь приходится.

Позже мне пришлось наблюдать, что грязью умываются джейраны, корсаки и даже степные волки.

— Боюсь, без внимания останется эта картина, а потому сам обращаю на нее ваше внимание. Угадайте-ка, что это?

— Да вы шутите, Мюнхгаузен! Это обычные пшеничные колосья!

— Ничуть не бывало! Стал бы Мюнхгаузен показывать вам что-то обыкновенное. Не простые это колосья, а золотые. И не простой разговор о них