Юный Натуралист 1975-07, страница 51

ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ

В БЕЛЕ

Надо сказать, что Степа Квитко живет в благодатном месте. Перед двором степь. Почти рядом лес: в километре, не больше. Не Брянский, понятно, лес, а сотню лет тому назад посаженный людскими руками. Рядом за двором — мокрая низина с кустами, с мочажниками. В низине речка. Вернее, остатки бывшей речки. Местами широкие стоячие плесы, а местами перепрыгнуть можно.

Двор Степы тоже огородом спускается к низине. В огороде по межам растут кусты смородины, вербьг. В общем, вокруг птичьи места. Место Степе нравится, и всех птиц, какие живут поблизости, он знает.

За погребом у изгороди растет белая акация. Когда-то Степа хотел установить на ней скворечню, но лезть на нее не отважился: больно колючая. Прибил скворечню на шелковице. А на акации этой весной облюбовала себе место для гнезда парочка сорокопутов.

Красивые на вид птицы. Поет самец громко, со скрипом, но слушать можно. Заметит что-нибудь подозрительное, сейчас же поднимает тревогу: чок-чок! чок-чок! И хвостом водит — вниз, вверх.

Птицы эти Степе понравились. Старательные. Носят соломку, листья, мочало, скрипят и вымащивают себе гнездо. Наплетут туда и мягких стебельков, и листьев, и ваты, и гнездо снаружи получается как лоскутное одеяло. А внутри выстилают перьями, травяным пухом, шерстью — любят, должно быть, мягкое.

Но что интересно: ловят жуков, медведок, саранчу и нанизывают на колючки. Хорошо, что колючек на акации как на ежике. И это все самец проделывает — он чуточку поярче окрашен, потому и приметнее самки.

Степе любопытно наблюдать за ними, как они дружно живут: самочка нанесла яиц, села высиживать птенцов, а он ухаживает за ней, будто за маленькой. Ловит жуков и сует ей в рот, скрипит, должно быть, упрашивает: ешь, ешь, это самое вкусное.

А то, что остается, он накалывает на колючки вокруг гнезда: вот, мол, смотри, тут будет; проголодаешься — снимай и ешь.

Живут дружно. Он все возится у гнезда, поправляет, подмащивает. А когда появились птенцы, тут у них пошла веселая работенка. Мотаются туда-сюда, носят вся

кую живность, суют малышатам в раскрытые клювы — весь день, от зари до зари.

«Сколько ж они ходок делают за день?» — заинтересовался парнишка.

И сел как-то считать. Считал, считал и бросил. Потому что самец не все отдавал птенцам. Когда отдаст, а когда на колючку нанижет — запасливый хозяин! Он будто знал, что наступят для него тяжелые дни.

А оно так и вышло. Когда молодежь начала обрастать пером, с самочкой случилась какая-то беда. Глянул как-то Степа, а она сидит на ветке и трясется, будто какая-то чумная стала. Тряслась,

тряслась, потом

верть!

и повисла

вниз головой. Одной лапкой только удержалась. Степа подбежал под акацию, подставил фуражку. Самочка будто ждала этого: оборвалась — и прямо в фуражку. Взял ее Степа в руки, а самочка зевает, трясется — наверное, съела какую-нибудь насекомину, отравленную ядохимикатами.

Степа побежал с ней в комнату. Воды из пипетки накапал ей в рот, молока. Сначала глотала, а потом и глотать перестала. Долго возился с ней парнишка, но отходить птичку так и не удалось. Похоронил он ее под акацией, и самец остался один.

А из гнезда постоянно торчат четыре раскрытых рта — успевай носить! То, бывало, еще и. на колючки нанизывал, а то уже стал с колючек снимать.

Да и как не снимешь, если прилетит, сунет в один рот, а еще три торчат: давай и нам! Хватает с колючек, сует каждому и поскорей летит на раздобычу.

«Запарится, бедняга», — смотрит на сорокопута Степа.

Захотелось помочь. Но как? Ловить кузнечиков, лазить на акацию и совать соро-копутикам в раскрытые клювы?„

Подумал, и пришло другое решение: зачем же совать им в клювы, если можно нанизывать на колючки. Поближе к гнезду...

Достал из погреба лестницу, приставил к акации и помчался на выгон. Нахлопал фуражкой кузнечиков, бабочек, козявок всяких, взобрался по лестнице к гнезду и давай накалывать на колючки.

Прилетел сорокопут с длинной шиповатой дыбкой в клюве и заметался вокруг гнезда: чокает, вертит хвостом, а порой чуть ли не наскакивает на Степу.

— Ну чего ты, дурачок! — говорит ему Степа. — Я ж тебе помогаю!