Юный Натуралист 1976-06, страница 55

Юный Натуралист 1976-06, страница 55

53

в лапы лисицы. Алексей ваял зайчонка домой. В этот же вечер из строганых досок построил заячий дом.

Зажил зайчонок без мамы. Охотников напоить его молоком, накормить капустным листом, ягодой и морковкой больше нежели надо. Дети Алексея: Сережа, Валя, Оля и Надя — утром, в полдень и вечером навещают его. Зайчонок к ним привык, не отскакивает от дверцы, принимает еду прямо из рук. Только ночью косому плохо: боится глазастых котов и ворчащей собаки Дамки.

Хорошо бывает зайчонку, когда дверцу его хором открывает хозяин. Алексей несет длинноухого к дровянику, отпускает его на траву: мол, скачи, дружок на свободу! Но дружок еще мал, не окреп и боится свободы, потому что в ней чует много странного и опасного, непонятного и чужого. Он жмется к рукам Алексея, крутит круглым хвостом н стрекает усами в сторону леса: дескать, очень хочу я туда, да не знаю, найду ли я там для себя защиту.

— Ну что ж, дружочек, дело твое, — говорит Алексей косому, сажая его в деревянную клетку, — а завтра снова пойдешь гулять.

С. Багров

РАННИМ УТРОМ

В лес я пришел на рассвете. Сюда наведывался частенько за грибами н ягодами и знал чуть ли не каждый уголок. Но в это туманное утро лес мне показался совершенно незнакомым. Солнце силилось пробиться к земле сквозь плотную молочную завесу. А туман не рассеивался, вступив в единоборство со светилом. Росинки унизали сплошь тончайшие нитн паутин, точно пробуя их прочность и подчеркивая удивительно правильный геометрический рисунок. Вот показалась вывороченная бурей ель, свалившаяся поперек заросшей лесной дорожки, которой давно никто не пользовался. Широченное основание ели, сплетенное из корней, на этот рав представилось мне громадным силуэтом медведя.

Вышел на приметную лужайку и заметил какой-то темный бугорок. Раньше его здесь не было. Приблизился к нему. Бугорком оказалась лежавшая на траве лошадь. Она вскинула гривастую голову н настороженно повела ушами. В ее лиловых глазах угадывалась мольба.

«Уж не сломала ли ногу?» — встревожился я. Сделал еще один шаг к лошади и различил возле нее маленького темного жеребенка.

Лошонок! Чувство великой радости охватило меня. Но радость сразу смени

лась тревогой за только что появившееся на свет живое существо. Мать почувствовала, что ее детенышу не угрожает опасность, и принялась старательно облизывать малыша. Жеребенок зашевелился, вытянул свои длиннющие ножки-жердочкн н уткнулся мордочкой в живот матери.

«На обратном пути надо сообщить конюху, а то он, вероятно, ищет кобылнцу»,— решил я и пошагал дальше к своему заветному грибному месту.

Справа от меня громко хрустнула ветка. Я вздрогнул от неожиданности. Но хруст не повторился. Наверное, зайчишка крепко уснул на зорьке. Да вот все-такн учуял меня сквозь сон и как ошалелый кинулся наутек.

Под напором солнечных лучей туман заметно редел. Все явственнее проступали медные стволы сосен, пирамиды елей и грациозные деревца можжевельника. За просекой на изумрудной поверхности мха блестели облитые росой пунцовые и золотистые зонтики н воронки сыроежек. А молодые грибки чуть высунули свои округлые шляпки из мха. Казалось, что кто-то разбросал мелкие помидоры н сваренные желтки. Сыроежки я срезал под корешок и складывал в корзину. Попадались сообщества лисичек и кирпичных молочаев. Пока дошел до заветной опушки — цели моего похода, набрал почти полную корзину сыроежек и лисичек. А на опушке вдоль канавы меня дожидались в ярких оранжевых шляпах величественные подосиновики, а в черных нахлобученных шапках — крепыши боровики. Пришлось сыроежки и лисички ссыпать в полиэтиленовый мешочек, освободив корзину для гриб-нон знати. Больше часа бродил я по опушке, пока не набрал полную корзину подосиновиков, подберезовиков н белых грибов.

Возвращался прежним путем. Заглянул и на лужайку, чтобы узнать, как обстоят дела у роженицы. Лошадь стояла, отгоняя хвостом слепней и комаров от прижавшегося к ней малыша. Он еще был слаб и еле держался на растопыренных ножках, которые словно прилипли к смоле. Лошадь подозрите\ьно покосилась на меня, но, признав во мне старого знакомого, успокоилась.

О. Чистовский

Мл