Юный Натуралист 1977-09, страница 11

хоза «Раденского» — сельцо крохотное. Окрест него разлеглись пески, большая часть которых уже облесена. Правда, сосняки еще маленькие: в одних местах не превышают и семи метров, в других же и до людских колен пока не поднялись. Зато само Пролетарское — это настоящий оазис. Белые акации, тополя, плодовые деревья — все здесь высокое, ядреное. Особенно могуч лес возле школы. Почему так — об этом чуть позже. А пока про школьное здание. Оно самое красивое в сельце. Небольшое, одноэтажное, но ухожено так, что выглядит сказочным домиком, какие мы привыкли видеть в городских парках. Только размерами оно гораздо крупнее их. А вокруг шумит лес, перед фасадом разбит сквер из декоративных кустарников, различных цветов и кустов роз. Нигде еще не доводилось мне встречать таких аккуратных «хуторских» школ-восьмилеток. Кто же ее так озеленил? Этот вопрос я хотел задать директору школы Михаилу Михайловичу Пулинцу в первую очередь, но Пулин-ца, как нарочно, в тот час на месте не оказалось — отбыл в командировку.

— Не беда, — сказал мне учитель Анатолий Аристович Завгородний. — Его вполне заменит наша Люда Белоус. Она давняя юннатка, старшая лесничая и комсорг школы. Ей ли не знать про здешний лес!

Люду Белоус я застал за работой: вместе с подругами она белила на улице стволы акаций и тополей. На вопрос, почему лес вокруг школы самый рослый, Люда ответила просто и ясно:

— Потому что он самый старший в Пролетарке. Сажали его здесь, как и во всем селе, в основном учащиеся. Было это еще до нас. Те ребята, что посадили первые деревья, сейчас уже стали взрослыми и работают в лесхозах и совхозах Олешья. Ну а мы по традиции продолжаем их дело — ухаживаем за старыми деревьями и сажаем новые — свои. В последнее время заложили вон два парка — у стадиона и на Глинистом карьере, куда прежде даже глядеть не хотелось: до того он был безобразен.

— Говорят, выращивать деревья на песке — это трудно, — сказал я. — Как же вам удается?

—• Ну в селе-то, положим, вырастить дерево не так уж сложно: здесь оно каждый час под надзором — и от ветра его спасешь, и подкормишь, и жажду утолишь... А вот в открытой степи дело обстоит посложнее. Вернее — обстояло, потому что ученые нынче додумались облесивать пески по-новому. Раньше как было? Выходили лесоводы в степь с лопатами, выкапывали в песках ямки глубиной в сорок сантиметров, посыпали их стенки ядохимикатами, потом торф клали, втыкали в него сеянец

сосенки и заваливали ямку песком. Способ этот назывался торфяно-гнездовым. Был он весь ручной, больших затрат требовал, а результаты давал жалкие. Сеянцы приживались слабо: то их ветром выдувало, то песком засекало, а чаще удобрения в песке от жары ссыхались — словом, ничего путного не получалось. Теперь же облесение песков происходит совсем по-иному. Например, на одном из участков нашего школьного лесничества это делалось так. Лежали песчаные холмы, покрытые травостоем. И вот однажды в травостое появились длинные желтые полосы, каждая шириной метра в два. Это трактористы, продисковав почву, уничтожили травостой и оголили песок. Затем полосы были взрыхлены на глубину до семидесяти сантиметров мощными рыхлителями...

— Погоди, Люда, — перебил я лесни-чую. — Зачем же потребовалось рыхлить пески, когда они и без того рыхлые?

— Вот тебе раз! — всплеснула она руками. — Рыхлые — это ведь только кажется. На самом же деле они очень-очень плотные. И рыхление их крайне необходимо.

Павлин.