Юный Натуралист 1978-05, страница 50

49

1*1 илый «Юный натуралист»!

Приятно видеть, что ты в свои солидные годы все так же юн, а если говорить о внешности, то стал даже красивее, наряднее... У тебя завидная судьба — огромный тираж, цветная печать, любящие тебя читатели. И служишь ты прекрасному делу: учишь понимать и любить природу. В наш век это наиважнейшее дело, равнозначное защите Родины.

Хочу напомнить: природа щедро одаривает того, кто заботится о ней. Время не властно над теми, кто любит жизнь!

Борис Рябинин, писатель

Счастлив поздравить родной журнал с пятидесятилетием! Желаю «Юному натуралисту» и впредь радовать читателей мудрым словом, прививать им любовь к нашей прекрасной земле. Низкий поклон ему за труды по воспитанию у юношества материалистического понимания явлений природы.

Максим Зверев, писатель-натуралист

ТАИНСТВЕННАЯ ЗАПИСКА

Наша разведрота расположилась в лесу. Склонившись над котелками, солдаты ловко орудовали ложками. Тогда на Смоленщине выпал снег в начале ноября. Падал он из низких тяжелых туч не то чтобы хлопьями, а целой лавиной. И казалось, нет ей конца и края. Невесть откуда появилась сорока. Может быть, она почуяла запах и прилетела с намерением отведать солдатской каши, а может... Белое брюшко и плечи гостьи сливались со снегом, и лишь длинный черный хвост выдавал ее присутствие. Легко поскакивая по сугробам, она, то осторожно подкрадывалась к солдатам, стараясь заглянуть хитрым глазом к ним в котелки, то снова удалялась. Затем она уселась на суку дерева, под которым стояла походная кухня, и застрекотала во все сорочье горло.

— Слышишь, белобокая каши просит? — вполне серьезно сказал старшина стоявшему возле кухни повару.

— Ну что ж, раз просит, значит, накормим, — улыбнулся тот. — Чай, не чужая, нашенская, смоленская.

Повар набрал в черпак каши и направился к отдельно стоявшей ели, под темными лапами которой снегу почти не было.

Голодная птица слетела с дерева и, озираясь по сторонам, набросилась на теплый завтрак. К этому времени снег перестал и выглянуло солнце. Пользуясь благоприятным моментом, старшина решил побриться. Достал миниатюрное в позолоченной оправе зеркальце, бритву и, устроившись возле кухни, приступил к делу. Когда закончил, умылся снегом. Глядь, зеркало исчезло.

— Что за оказия? — вслух подумал

он. — Никого возле меня не было, и вот те на... Неужели? Да, кроме нее некому, — догадался старшина. — Сказано, воровка, ей хоть весь котел отдай, а она свое ремесло не бросит. Сорочья слабость, — негодовал он.

Старшина сердито сплюнул и, безнадежно махнув рукой, с досадой посмотрел на то самое дерево, где сидела сорока. К нему подошел повар.

— А что, если походить по лесу, может быть, обнаружим ее гнездо?

— Навряд ли, — неохотно соглашался старшина. — А впрочем, можно. Понимаешь, жаль зеркало. Что ни говори, память все-таки. Жена на сорокалетие подарила.

Узнав о пропаже, к поиску подключилась вся рота. Первым увидел гнездо повар.

— Смотрите вон оно!

Действительно, в гуще кроны низкорослой сосны, словно старенькая, слегка припорошенная снегом котомка, темнело птичье жилище. Сбросив шинель, повар мигом залез на дерево.

— Эге! Тут у нее целый склад! Только путного вроде ничего и нету, кроме зеркала и портмоне.

—- Какого портмоне? — удивился старшина.

— А вот, с изящной цепочкой. Лови!

Тогда старшина открыл находку и извлек оттуда клочок бумаги, на котором торопливым почерком было написано: «Прощай, Ваня. Меня вместе с братом фашисты угоняют в рабство. Отомсти за нас! Оля. 22. 10. 42 г.».