Юный Натуралист 1978-06, страница 56

ПОГАНКА

Тощий крошечный медвежонок вылез из-под корневища поваленной ели, встряхнулся и длинно зевнул. Солнечные лучи едва пробивались в лесную чащу. В косых столбах света курилась утренняя сырость. Посвистывала в кусту пичуга. Медвежонок зевнул еще раз и пожевал пустым ртом. Утро его не радовало. Лето только-только начиналось, ни ягод, ни грибов — пусто. Одна трава.

Медвежонок постоял, принюхиваясь, шевеля черным влажным носишком, и затрусил к толстому пню с прикорнувшим к нему большим муравьиным домом. Разворошил вершину его и сунул лапу глубоко внутрь. И когда рыжие трудяги бросились несметной ратью защищать свое отечество, медвежонок вытащил лапу из муравейника, сунул в пасть и слизнул рыжий народец. Вкус муравьев был кисловатый, приятный.

Солнце поднялось уже высоко, когда он услышал вороний галдеж над еловой гривой. Медвежонок боялся этих нахальных птиц, но сейчас что-то было такое в их криках, что он, послушав, направился на место птичьей сходки, держа нос по ветру. И ветерок, чуть приметное движение воздуха, настоянного на смоле и лесной прели, пахнул мясом... И с каждым шагом соблазнительный запах становился все крепче.

Продравшись через мелколесье, медвежонок увидел полянку, а на траве какую-то бурую тушу и пирующих на ней ворон и сорок.

Медвежонок жадно сглотнул слюну и остановился. Рядом таилась опасность. Но голодное урчание в кишках сделалось невыносимым, и он забыл осторожность, вышел на поляну, рявкнул детским баском на ворон и принялся, ворча и давясь кусками, рвать лосиный бок.

С поляны он едва ушел. Живот волочился по земле. Он съел так много, что его мутило. Медвежонок забрался в бурелом и уснул.

На другой день, когда желудок справился с лосятиной, мишка, не раздумывая, отправился на поляну. Теперь он шел совсем смело. Вороны сидели на деревьях и подремывали. Лось был прикрыт валежником. Медвежонок развалил сучья и степенно выбрал кусок получше. Дальше случилось что-то ужасное.

Сильный удар по затылку чуть не вышиб из него дух. Медвежонок отлетел сажени на три, завопил и припустился со всех ног, не видя и не зная куда.

Вороны с граем взлетели в небо. Огромный старый медведь, хромой и мрачный,

презрительно посмотрел на птиц. Им тоже следовало всыпать за нарушение закона леса, но по некоторому опыту зверь знал, что связываться с этим горластым племенем бесполезно.

Тринадцатый кордон — большая изба из бревен в обхват, крытая дранью, коровник под одной крышей с избой, чтобы удобно было смотреть зимой скотину, сарай-сеновал да продымленная старая баня на огороде — стоял на лысой горушке, с одной стороны обрывавшейся желтым песчаным косогором к неглубокой речке, а с другой — пологим лугом, упиравшимся в темный еловый бор. Жили на кордоне молодой лесник Петр Иванович и его мать Анна. Еще на кордоне обитали две собаки лайки, два кота и бесхвостый галчонок Карлушка.

В тот день лесник был в обходе, а мать его домовничала.

Вымыла Анна полы в избе, покормила кур, собак. Коты где-то шастали, Карлуш-ки не было уже вторые сутки. Безветрие стояло, теплынь. Грузно гудели пчелы над желтыми одуванчиками. На березе в палисаднике посвистывал скворушка. Кукушка как заводная твердила на опушке леса свое «ку-ку».

Взяла Анна жестяное ведерко и пошла Пеструху искать. Та паслась в лесу где-то поблизости. Пеструха была корова строгая, самостоятельная, ни зверя, ни человека чужого к себе близко не подпустит.

Лесник с обхода вернулся к вечеру. Прислонил «тулку» к стене, кукан с окунями и плотвичками положил на траву.

Сполоснул руки из рукомойника у крыльца, сел на теплую скамью, устало вытянул ноги.

— Пойдем-ка, сынок, находку покажу.

В хлеву, в тесовой загородочке, где по

обыкновению держали телят, кособокая дверца была прикрыта и подперта колышком. Петр Иванович распахнул дверцу и удивленно хмыкнул. В закутке сидел медвежонок размером с валенок.

— Как же ты, мама, ухитрилась?

— Да никак, сынок... Корову подоила, иду обратно, слышу, плачет кто-то. Заглянула под куст, сидит, горемыка! И так-то меня за сердце взяло. Ну дите и дите!

— А кабы медведица?!

— Я уж задним умом сообразила испугаться, да, видать, он сиротинка. По вес-не-то, помнишь, мужики-лесорубы в сотом