Юный Натуралист 1978-09, страница 56

54

Принимай! А на сердце мыши скребутся! Брр! Ведь вместе с наступлением ночи просыпается пустыня. Таинственные вскрики, завывания, посвисты, хрюканье, попискивание нет-нет, да и огласят ее просторы.

Это мне все хорошо знакомо по прежним многократным ночевками и в песках, и в оазисах. Но я всегда бывал с кем-нибудь из друзей, а теперь один-одинешенек, поэтому в голову лезло невесть что.

Взошла луна и поплыла над пустыней, светили звезды, а я, несмотря на усталость, еще бодрствовал у небольшого костра, разожженного из набранного поблизости извечно сухого и серого, как кости павших верблюдов, саксаула.

В конце концов сон взял свое, и, отдавая ему дань, я закутался в дорожное одеяло — и прощай все страхи!

Проснулся от сильного ощущения предутреннего холода. На востоке, за дальними барханами уже ярко светлело небо. Вот-вот солнце из-за барханов покажется. Пора в путь!

Вспорхнув, как птичка из гнезда, взял я полотенце, побежал к полупересохшей реке, сделал себе обтирание и короткую зарядку — вернулся к вещам и только уложил их в рюкзак, как услышал какой-то негромкий и не такой уж далекий вскрик. Не то кто-то заржал, не то закашлял... Зверь? Человек? А может, почудилось? Но это исключено: ясно же слышал.

Озадачившись, задержал свой отход. Более того, на всякий случай получше замаскировался в углубленном наспех логовище среди тамарикса, оставив в нем по былой фронтовой привычке только маленькое смотровое окошечко, прикрытое сухой травой, служившей мне в ночное время постелью.

Лежу. Жду. Прислушиваюсь. Бинокль от глаз не отрываю. Уверен, что кто-то все-таки' идет в сторону реки.

Я не ошибся. Вскоре на гребне бархана, примерно в километре от меня, замелькали какие-то силуэты зверей. Куланы? Ну да, бесспорно, они! Как их не узнать хотя бы по характерному для них следованию гуськом: друг за другом.

И считаю: один, два... пять... девять! Три маленьких, шесть взрослых. Вот уда-ча-то!

Зная, насколько эти животные дальнозорки, осторожны и чутки, плотнее приникаю всем телом к земле. Заметят или нет? Вроде нет! Судя по неизменному курсу своего движения, они не подозревают о моем присутствии. Ага, ясно! Ветер-то дует не с моей, а с их стороны...

Волшебная картина их спокойного и плавного движения волнует, завораживает, будоражит. Как же иначе! Видеть та

кое число вольных куланов на лоне природы огромное счастье для натуралиста. Это тебе не зоопарк, где смирно стоящий в одиночестве, за железной изгородью малоподвижный сытый кулан не производит на некоторых посетителей особого впечатления.

О, посмотрели бы они, какие они на воле — сыны и дочери страны Каракумов! Это же небо и земля!

Мало осталось на нашей планете таких глухих мест, где, таясь от человеческого взора и кочуя на больших просторах пустынь и полупустынь в поисках пищи и воды, обитают куланы.

Сохранились и у нас на юго-востоке Туркмении эти удивительные представители земной фауны.

Во имя спасения их, а также сохранения некоторых других редких животных в тяжелый для нашей страны 1941 год на юго-западе этой республики был создан Бадхызский заповедник — очаровывающий своей непривычностью, величием и таинственностью край, раскинувшийся на 86 тысяч квадратных километров.

Тогда число куланов не достигало и сотни. А теперь их около тысячи.

И вот перед моим взором целый табунок куланов. Они прошли к Теджену не один десяток километров. На подходе к реке предосторожности ради вожак остановил свой подопечный табунок и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, убедившись, что никаких опасностей не предвидится, тихо-тихо вскрикнул:

— Куу-п! Куу-п!

«Пошли!» — перевожу я.

Нарушив строй своего обычного движения, куланы побежали к воде. Став шеренгой и выгнув головы, приступили к долгожданному водопою.

Пили долго. Я видел, как катились по их горлам глотки живительной влаги, подтянутые их бока поднимались и опускались от глубоких вдохов и выдохов.

Вот жажда утолена. Один за другим куланы отходят от воды. Некоторые из них, зябко отряхнувшись, спокойно останавливаются на месте. Другие, поджав передние ноги, укладываются на прибрежный песок и, подобно лошадям на лугу, валяются, перекатываясь с боку на бок.

Застыв как изваяние на песчаной возвышенности речного плеса, вожак спокойно наблюдает за их озорством и время от времени повелительно кричит на своем ку-ланьем языке: «Хватит, мол, чертенята! Ишь разыгрались!» Мое внимание полностью приковано к нему. Как он хорош! Картинка прямо! Какая массивная голова с открытым, без челки лбом! Какая на холке ровная стоячая грива, как будто ее