Юный Натуралист 1978-12, страница 48

Юный Натуралист 1978-12, страница 48

46

из чеканных и полированных кусочков бронзы. Скульптура поражала объемом вложенного в нее труда. Маленькие керамические рельефы в сравнении с ней казались пустяком. Сам скульптор так и называл их своим «отдыхом».

Это бывало не редко, и не только с ним. Большой заказ требует длительного и постоянного напряжения. Чтобы сделать его, надо всеми мыслями и чувствами держаться в рамках заказа, но нужно как-то отдохнуть, отойти на время от этой темы, тогда скульптор начинает лепить мелкие смешные фигурки, живописец — клеить цветные аппликации. В девятнадцатом веке известный художник Федор Толстой, чтобы отвлечься от огромной своей работы — серии рельефов «1812 год», резал силуэты из черной бумаги. Caw себя, да и других, художник при этом уверял, что это пустяк, каприз, шутка, отдых. Так оно, возможно, и было, но в этом отдыхе, в этой игре шел совершенно серьезный поиск нового изобразительного языка. В этих шалостях фантазия художника полностью была раскована — делай что хочешь. Ответишь только перед самим собой. Не вышло — выбросил.

В каждой из симоновских масок есть свои маленькие открытия, и не беда, если замечает их только сам художник. Главное в том, что они есть. Идет непрерывный поиск и непрерывное движение вперед. Эти маски и панно — ступеньки, не поднявшись на которые, нельзя шагнуть дальше. Творчество — это не школа и не институт, где есть обязательная программа: выполнил ее всю — глядишь, и чему-то научился. Настоящий художник сам ставит перед собой задачи возрастающей сложности, сам придумывает методику обучения. И обучение это длится всю жизнь. Не беда и

то, что мысль или чувство, вложенные в такую вещь, — это мысль или чувство одного только вечера. Что нет еще суммы, в которую сложился бы опыт долгих месяцев или лет. Все это, наверное, еще будет.

Мы сидим с Валерием в его мастерской после поездки в Приокско-Террасный заповедник. Позади зимний тусклый день, темные фигуры зубров. Валерий рисует что-то на листе бумаги, наверное зубра (он их любит и знает), знает всех в питомнике даже по именам. На рисунке эскиз декоративных ворот для питомника — зубр, наклоняющий головой дерево (любимая игра зубров). Говорю ему, что вряд ли заповедник решится делать такие ворота, он качает головой: «Какая разница! Хорошо бы было сделать такие».

Мы говорим об искусстве. Оказывается, и у него и у меня похожие темы. В поездках по заповедникам и он и я чувствовали

особый характер каждого, его строй. Это не география, хотя Лапландский заповедник должен, конечно, отличаться от таджикской Тигровой балки. Это образ природы заповедника каждый раз разный.

И конечно же, Беловежскую пущу невозможно представить без зубра, а Воронежский заповедник без бобра.

Мне хочется такой образ найти в словах и графике, Валерию — в пластике. Он хочет лепить рельефы-медали, посвященные тем заповедникам, которые он знает и любит. Это работа полностью «для себя». Пока и у меня и у него пропасть всяких других дел, поэтому мы сидим и мечтаем о самом интересном, что ждет нас впереди, об этой самой работе. В углу, потрескивая, остывает в муфельной печи очередной рельеф, кажется, это огромный жук-носорог.

В. Есаулов Фото В. Котанова