Юный Натуралист 1979-02, страница 5

3

мутов! Вам нужно как следует подумать и вспомнить фамилию его родных. Вспомните, Бахмутов, пожалуйста. Вот сядьте, выбросьте из головы все, как будто не было ничего в жизни, а только одна-единствен-ная фамилия — и вспомните! Думайте о ней день или два — но только вспомните, прошу вас. Это же так надо стране!

Бахмутов печально заморгал, мягкими жаркими руками надавил Стрижу на плечи, усаживая в кресло:

— Сиди, мальчик, кресло довоенное, но надежное. Нет, не вспомню — убей меня, не вспомню. Сколько раз пытался...

— Но ведь бывает, что не помнишь, а потом вдруг вспоминается! Даже когда отвечаешь историю — часто бывает, — все еще не мог поверить Стриж, что единственный, может быть, хранитель имени отважного бойца не сохранил его в памяти.

— Память причудлива — что ж, может быть... Но я не уверен. Давай, мальчик, ждать. Страна большая, и кто-нибудь отзовется Ветерану.

Давайте ждать, давайте ждать, давайте ждать — отсчитывал Стриж свои шаги по Москве, пешком добираясь до дома. Его удручало, что ничем не удалось помочь Ветерану. И Бахмутов не надеется припомнить. И вся страна пока молчит.

Так прошло несколько медленных дней, пока однажды Стриж не вскочил утром, как от взрыва или звука горна, и не сказал себе: «Если хочешь что-то узнать, немедленно поезжай к Ветерану, он тебе покажет телеграммы или письма».

И снова он поехал в адресное бюро, и опять нашел верный адрес, и стремительные московские поезда метро помчали его к Ветерану.

Ветеран открыл ему сам — знакомый человек, с которым он встречался теперь каждый день в минуты раздумий.

— Проходи. Как тебя зовут!

— Стриж.

— Хорошо! Запоминается. Что ты хотел сказать. Стриж! — спросил Ветеран, когда они оказались в кабинете.

Стриж не сразу стал отвечать, он оказался в военной комнате, как в штабе, и захотел потрогать ату пробитую фуражку с расколовшимся козырьком, эту большую горячую звезду, этот красный осколок кирпича и понял, что люди дарили Ветерану самое-самое, с чем связана их жизнь.

Не отводя глаз от таких священных вещей, он принялся рассказывать, как разыскал Бахмутова, как вспоминали они вместе и ничего не вспомнили, но ведь не может быть, чтобы кто-нибудь в стране не вспомнил, и тревожно спросил почти шепотом:

— Звонили или телеграммы были — о нем, о командире, о его родных!

— Не было. Стриж. А за помощь спасибо.

— Тогда я пойду. Вам работать надо, — говорил Стриж, переминаясь с ноги на ногу, и медлил.

— Не уходи. — Ветеран прошел к столу. — Где ты живешь! Ага, буду помнить. — Потом он окинул взглядом полки, выбрал книгу, черкнул надпись и, подавая Стрижу, посмотрел тем ясным взглядом, через который прошло столько бед, столько бед:

— Как только станет что известно — сообщу. Жди, человек. А теперь лети!

И Стриж полетел. Тела своего он не чувствовал, а только весомость книги, в которой про войну: война была такая долгая, страшная, и надо писать про нее большие тяжелые книги!

Уже и вовсе забыл он про Вальку Ершова, про стадион, про Химки — вновь началась для Стрижа Великая Отечественная война, вернулся сорок первый год, и защитники Брестской крепости навечно встали на пути врага. Книга стреляла и обжигала, книга пахла порохом, книга задыхалась в жарких боях, просила водицы и вновь, израненная и стойкая, прикладывала теплый приклад к щеке — пока есть последний патрон, а сражаться можно без воды, без хлеба!

Дни пролетели незаметно, спал Стриж мало, как в походе, и снова брал в руки огненную книгу, а когда кончились у книги патроны и бойцы, он с еще большей силой почувствовал, как важно найти каждого героя и как надо, чтобы кто-то выполнил просьбу Ветерана.

Стриж не выходил из дому, загар у него поблек, точно содрали с тела кожурку; сидел и ждал. «Давай ждать», — сказал ему старый воин. «Жди», — сказал ему Ветеран. Надо ждать. Многие ждут уже больше тридцати лет. Стриж понял, как мучительно ожидание! А как же те живут, которые ждут более тридцати лет!

Однажды утром он вновь пробудился от звука военной трубы или горна, подумал, что надо идти к Ветерану и узнать, потому что Ветеран мог забыть про него, ему ведь надо помнить про бойцов.

И тут как раз принесли Стрижу письмо. Оно было от Ветерана и, значит, вовсе не письмо, а военный пакет. Стриж надорвал пакет, быстро прочел строки машинописи — Ветеран просил его зайти. Он сейчас, он вмиг обернется, вот только куда бы деть пакет — спрятать на груди под ковбойкой или оставить дома! Вставай, Стриж, не медли. Стриж, скорее, Стриж!