Юный Натуралист 1980-01, страница 22

Юный Натуралист 1980-01, страница 22

20

Наследник Арсеньева

В каждом городе есть своя главная достопримечательность. В Хабаровске — это набережная. Когда у меня выпадала свободная минута, я шел на набережную, заговаривал с рыболовами, с людьми, просто так стоявшими у каменного парапета. И узнавал от них уйму интересного.

Говорят, что охотники — мастера рассказывать про разные чудеса. На амурской набережной я убедился, что рыболовы им не уступят. Мне рассказывали о соме, который ловил воробьев, о щуке, охотившейся на уток. Как это происходило? Щуке схватить плавающую утку нетрудно. А вот сому приходится, видимо, долго и терпеливо ждать, пока неосторожный воробей сядет на ветку поближе к воде.

Рассказывали, будто есть тут такие леса, где грибов больше, чем деревьев. Много больше. Так что заядлому грибнику лучше туда не ходить: запестрит в глазах, закружится голова, и того гляди пропадет страсть к любимой «третьей охоте».

И о древних плодоносящих садах, будто бы заложенных в этих северных краях тунгусами много сотен лет назад. И о современных садах Приамурья, раскинувшихся на многих тысячах гектаров, где вызревают яблоки, груши, сливы, даже абрикосы и виноград. И об удивительных лекарственных травах и кустарниках дальневосточной тайги, возвращающих молодость.

Рассказывали об уникальных обитателях Приамурья — свирепых диких котах и робких родственниках — тиграх, о красных вояках, гималайских медведях, уссурийских кабанах.

И о людях тоже рассказывали. Конечно же, о крупнейшем певце дальневосточной природы Владимире Клавдиевиче Арсенье-ве и о другом певце — местном поэте Петре Степановиче Комарова. Со вздохом вспоминали, как Арсеньев описывал былое обилие птиц: «Вереницы их то поднимались кверху, то опускались вниз, и все разом, ближние и дальние проектировались на фоне неба, в особенности внизу, около горизонта, который вследствие этого казался как бы затянутым паутиной».

Читали стихи Комарова: «Край далекий — с лесами и сопками, с поздней жалобой птиц, — это ты разбудил голосами высокими сыновей золотые мечты». И его поэтические картинки: «Луна, как старая сова, висит на обомшелых листьях». «Зари расписной полушалок по бархату золотом вышит»...

После таких рассказов и таких стихов и мне тоже хотелось воскликнуть вслед за Комаровым: «Я бы ветры вдохнул твои с жаждою, я бы выпил ручьи до глотка, я тропинку бы выходил каждую...»

Каждый день, пока жил в Хабаровске, шел я на эту свою «тропинку», именуемую набережной. И однажды встретил на ней человека, рассказы которого я готов был слушать час за часом.

Он был и внешне очень колоритен: белая рубашка, белая борода, черные очки на волевом лице этакого таежного волка.

Детство его прошло в Крыму. Мать работала поварихой в крупнейших южнобережных санаториях. Там имелись богатые библиотеки. С них-то все и началось. Он зачитывался книгами о знаменитых путешественниках и натуралистах. В 1932 году по путевке комсомола поехал в Москву учиться и поступил во Всесоюзный институт пушного хозяйства.

— Ну хорошо, — говорил он мне, — все хотят жить в благоустроенных квартирах, в обжитых районах. Но ведь кто-то должен был в этот ныне обжитой край прийти первым...

Его привлекала именно судьба первопроходца. И когда, еще до выпускных экзаменов, ему предложили участвовать в экспедиции по Дальнему Востоку, он согласился, даже не задумываясь о том, что сначала надо получить документы об окончании института.

— А начальник экспедиции Яковлев — хороший был человек — только посмеялся. «Человек, — сказал он, — состоит из двух моментов: души и документов. Так что оставайся, сдавай экзамены, потом до