Юный Натуралист 1980-01, страница 23

21

гонишь». Ну я и сдал все за несколько дней вместо месяца, догнал экспедицию...

В той экспедиции они шли по совершенно необжитым районам, давали название ручьям и сопкам, выбирали места для будущих поселков. Чтобы имелись земли, пригодные для пашни, и река, и пастбище, и вообще было красиво.

— Много таких красивых мест, — говорил он. — Как-то вышли к урочищу Ала-нан и ахнули, увидев пологие увалы, поросшие веселым березняком. Вокруг лиственничники, угрюмые места, и вдруг — хорошие почвы, березняки. Да какие! Возьмите картину И. Левитана «Золотаялосень» и списывайте, в точности будет... Или взять озеро Огорон в бассейне Зеи. Высокий берег, мачтовая лиственница, кустарники, ягодники, тучные земли. А какие дали!.. Потом я был кое-где: поселки стоят, дома хорошие, животноводческие фермы. Люди своими красивыми местами не нахвалятся. Спрашиваю: знают ли, кто для них нашел это место? Мало кто знает...

Потом он работал начальником Управления охотничьего хозяйства Хабаровского края. Тяготился административными обязанностями. Потому что главным его увлечением было воспроизводство промысловой фауны. В тридцатые годы, когда он только начинал заниматься этим делом, соболь, к примеру, был редкостью. Охраняли его, разводили, расселяли. Создали первый в стране естественный племенной соболиный заказник в истоках Бурей. За семь лет существования заказника было расселено 4200 ценных зверьков — почти треть всех расселенных в стране соболей. Заказник был закрыт потому, что выполнил свою задачу и соболь стал в дальневосточных лесах обычным промысловым зверем.

Потом он завозил в Приамурье ондатру и американскую норку, занимался так называемой «бобровой проблемой». Когда-то бобры заселяли всю Палеоарктику. А на Дальнем Востоке — непонятный разрыв. Почему? Шесть лет он отдал этой проблеме. Раздумьям, предположениям, расчетам, выводам, казалось, не будет конца. На него нападали некоторые кабинетные ученые: как это, даже не кандидат наук а занимается столь серьезными научными изысканиями. Дело дошло до того, что Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук СССР создал специальную комиссию. Комиссия дотошно изучила все его «бобровые рекомендации» и высоко отозвалась о них. И вот в 1964 году в реку Немпту была выпущена первая партия бобров, привезенных из Белоруссии. Сейчас там бобровый заказник.

Одной этой работы по обогащению фауны достаточно для большой и целеустрем

ленной человеческой жизни. Но ему приходилось выполнять еще и свои, так сказать, прямые обязанности. Он работал деканом географического факультета педагогического института, затем, начиная с 1959 тода, много лет был директором Хабаровского краеведческого музея, сидел за тем самым письменным столом, за которым работал когда-то в бытность свою директором этого музея знаменитый Владимир Клавдиевич Арсеньев...

Потом, когда мы ходили с ним по музею, я увидел этот стол — старинный, тяжелый, покрытый малиновым сукном. Над столом висел портрет Арсеньева.

— Когда я сюда пришел, об Арсеньеве здесь ничто не напоминало. Стал собирать его вещи. Нашел очки, компас, с которым он путешествовал, подлинный отчет об экспедиции двадцать седьмого года в Совга-вань. В Найхине жил нанаец Гамбука, ему уже тогда было больше восьмидесяти лет. Так вот он сохранил винтовку, подаренную Арсеньевым. Берег, никому не доверял. А в музей отдал...

В музее оказалось множество экспонатов, доставленных сюда им, героем моего рассказа.

— Вот эта с реки Хэма, — сказал он, словно живую, потрепав за ухом полосатую тигрицу.

Редчайшая птица чешуйчатый крохаль — добыта им лично. Кстати сказать, впервые эту птицу орнитологи увидели здесь, недалеко от Хабаровска. Он подарил музею и речную ракушку с крупной жемчужиной. По его инициативе из глухой тайги доставлен в музей ствол почти полуторатысяче-летнего тиса в метр толщиной. Доставлен в такой сохранности, что лесоводы до сей поры удивляются: как удалось выволочь из леса такую громадину, не повредив, не поцарапав ее?

Я ходил за ним следом по музейным залам и думал о великой силе природы смягчать людские сердца, наполнять их поэтическим трепетом, доброжелательностью. Не случайно путешественники и натуралисты так часто берутся за перо, чтобы передать людям хоть что-нибудь от переполняющей их радости. Вот и этот человек, о котором я рассказываю, стал известным дальневосточным писателем. Имя его — Всеволод Петрович Сысоев.

Он написал почти полтора десятка художественных книг, завоевавших искреннюю любовь и признание читателей. Среди «их: «Тигроловы», «Золотая Ригма», «Записки дальневосточного следопыта»...

Каждому натуралисту полезно прочитать эти книги.

В. РЫБИН Фото автора