Юный Натуралист 1980-07, страница 20

18

птиц. Больше всего здесь было малых крачек. Маленькие, чуть больше стрижа, светло-серые с черной шапочкой и желтым клювом птицы заняли центральную часть острова. Довольно многочисленными членами колонии были степные тиркушки, травники и ходулочники. Кроме них, здесь загнездились чибисы, большие веретенники, малые зуйки, поручейники, речные крачки, кряквы, шилохвости, серые утки и чирки-трескунки.

Внезапно сзади меня послышался шум. Оглянувшись, я увидел утку-крякву, которая, изображая раненую птицу, хлопала по земле крыльями и быстро отползала в сторону. Все ясно: рядом гнездо. Вот и оно: в большой круглой ямке, обильно выстланной серым теплым пухом, лежали восемь крупных зеленовато-белых яиц. С испугу утка облила их пометом и, конечно, не успела прикрыть сверху пухом. Очевидно, кряква решила остаться незамеченной и затаилась на гнезде, но, когда я прошел в двух метрах от нее и опасность, казалось бы, уже миновала, птичьи нервы не выдержали. Несколько яиц было наклюнуто, слышались писк и шевеление птенцов. Я быстро замаскировал кладку утиным пухом и пошел дальше. Обычно наседка, заблаговременно покидая гнездо, делает это сама — уж больно приметны белые яйца на зеленом или буром фоне окружающей растительности. Спустя несколько минут я едва не наступил на гнездо шилохвости, заботливо укрытое сверху пухом, перемешанным с сухими травинками, — так неприметно Оно было. Кладка состояла из десяти яиц, но одно из них было карликовое — чуть больше воробьиного.

А вот гнездо малого зуйка — небольшого, размером с воробья, куличка с белым брюшком, серой спинкой и черным полукольцом, опоясывающим зоб. Спрятавшись в скрадок, я решил понаблюдать за ним. Зуек сидел на гнезде, изнывая от жары, уже долго, а партнер все не появлялся. Наконец куличок не выдержал, встал, потянул крылья, попеременно вытягивая их к ногам, и быстро побежал к воде, склевывая на ходу шустрых мух. Пока он купался и кормился, на его гнездо вдруг с лету села малая крачка. Ее собственное гнездо с тремя песочного цвета в мелкую бурую крапинку яйцами, кстати, очень похожими на яйца зуйка, было неподалеку, но, очевидно, крачка все перепутала. Она распушила перья брюшка, сделала несколько быстрых колебательных движений телом в стороны — для лучшего контакта с кладкой — и приготовилась насиживать: втянула голову в плечи и за

крыла глаза. Хозяин вернулся минут через пять. Застав на своем гнезде крачку, он, словно недоумевая, остановился как вкопанный. Затем, издав тревожное «кюй-кюй», принялся бегать вокруг. Его волнение все росло, рядом появился другой член пары. Их тревога передалась крачке, она привстала с гнезда, поправила клювом куличиные яйца и, видимо, поняв свою ошибку, взлетела. Через минуту и крачка и зуек сидели в своих гнездах. В колонии вновь воцарилось спокойствие.

Зуйки не раз удивляли меня своей находчивостью. Одно из гнезд с четырьмя сильно насиженными яйцами располагалось у самого уреза воды на голом солончаке. Как-то, наблюдая за ним из скрадка, я увидел, что сильные волны затопили кладку. Легкие яйца плавали по воде. Зуек, волнуясь, бегал рядом. Решив спасти кладку, я быстро сделал искусственное гнездо в шести метрах от затопленного, вырыв руками небольшое углубление в мягкой почве. Затем бросил туда несколько сухих травинок и перенес яйца. Зуйки в это время с криками летали надо мной.

На следующее утро, к своей большой радости, я застал в новом гнезде насиживающего зуйка. Куличок нашел свою кладку, хотя она располагалась в совершенно другом месте и не на голой почве, а среди кустиков. Велика сила родительского инстинкта!

На новом месте птенцы вылупились благополучно. Уже на третий день после того, как я провел эксперимент, яйца были наклюнуты, а еще через несколько дней я увидел на травянистом мелководье двух взрослых птиц и четырех пуховичков размером меньше грецкого ореха.

В тот майский день я нашел несколько десятков гнезд куликов, крачек и уток. Пора было покидать птичий остров. Крачкам надоело пикировать на непрошеного гостя, и они сидели на гнездах, хорошо заметных в бинокль по колышкам, установленным мною. На каждом колышке стоял свой номер, по которому я без труда находил впоследствии интересующее меня гнездо и мог следить за дальнейшей судьбой его обитателей, занося систематические наблюдения в особую карточку — «паспорт» гнезда. Возвращались к кладкам и охрипшие от криков кулики. Только утки, как более осторожные птицы, сядут на гнезда после моего ухода.

В. ХРОКОВ,

кандидат биологических наук

Фото автора