Юный Натуралист 1980-07, страница 49

47

вставал, и золотые ящерицы сыпались с меня и с потрескиванием разбегались в разные стороны, но недалеко.

Я старался не наступать на них и шел к роднику в дальний конец оврага. Бывало, родник пересыхал совсем, и о нем долго не было ни слуху ни духу. Но, случалось, и в сухое лето он по непонятным причинам бойко сочился из-под земли и не собирался иссякать. Вода в нем всегда пахла глиной — только что сложенной печкой пахла вода.

Когда проливались ливни, овраг преображался. По отрогам его кипела мутная вода, желтели и краснели водомоины. А по самому дну, переворачивая листья и палочки, ревел поток. Да так ревел, будто теперь он будет всегда и обзаведется не только течением, но и глубинами-омутами. И рыбой! Язями, голавлями, окунями.

Кем еще?

Все затихало, дымилось паром, обсыхало. Куда-то девались ящерицы. Запахи земляники и полыни пропадали. Пахло потревоженной землей.

Я ходил по оврагу с охапкой ивовых прутьев, нарезанных тут же, и втыкал их в водомоины. Я знал, что ивняк приживется где угодно, была бы земля, и он ее удержит и заслонит.

Овраг был мой, и мне полюбилось лечить его. Летом он одаривал меня земляникой, осенью — орехами, в жару поил водой, как из глиняной посуды... И я отдаривался. Прутья ивняка — мое подаре-ние — с ходу принимались расти, словно только и ждали этого часа, когда я их посажу в развороченную ливнем землю. Она одевалась травой и не трогалась с места, И тлуше гудели ливни по задернованным отрогам, и светло роптали стебли ивняка. На другой год их и узнать было нельзя: раздавались, росли, догоняли и перегоняли меня в росте. Теперь овраг был уже не ореховым, а ивовым. Ивняку понравилось здесь, и он рос там, где я его и сажать-то не мыслил — по всем отрогам и многим крутостям.

Давно это было.

Если мерить годами, то уж и не в такой немыслимой дали это было, а все-таки давно.

Как-то я побывал у ивового оврага и не узнал его. Крутых склонов и в помине не было, а был пологий лог — в ивах, орешинах, землянике и прочном травяном покрытии.

Родника и ящериц не слыхать, не видать.

Куда они подевались?

Я подумал; «Тот ли овраг-то?»

Знакомый агроном сказал мне, что лог этот распашут, засеют рожью и пшеницей. И он будет приносить пользу. А деревья

не тронут. От них тоже польза. Будут они стоять во ржи, как сосны Шишкина, трудно и россыпью идти к человеку.

И он к ним.

Я обошел обмелевший овраг, узнавал и не узнавал его отроги и ложе и попрощался с ним.

...Всю землю с одинаковой силой любить нельзя, не получится, не запомнить ее всю. Но милые моему сердцу поля, леса, луга, реки, родники и овраги и малые впадинки люблю я со жгучей силой и нежностью. Даже если знаю, что оврага или впадинки не будет — их распашут под хлеба, — и что здесь было, люди забудут и не вспомнят.

С. РОМАНОВСКИЙ