Юный Натуралист 1981-04, страница 26

Юный Натуралист 1981-04, страница 26

43

ПОПУТЧИК

Первый год после мореходной школы я работал матросом на танкере. В обязанности мне вменялось ежедневно драить шваброй палубу в коридорах и душевых, а также до блеска начищать все латунные медяшки на трапах и дверях.

В подчинение я попал к строгому боцману, который лишний раз поспать сам не ляжет и никому из палубной команды не даст. Меня он приучил вставать раньше всех. Бывало, перед подъемом сквозь сон, как только заслышу издалека его хрипловатый бас, так подскакиваю с кровати и, наспех одевшись, бегу в свою кладовку, хватаю мохнатую швабру и лечу на корму. Там я ее привязывал одним концом лески за леерную стойку и кидал за борт, и она, словно собачонка на сворке, бежала следом за быстро несущимся танкером, при этом с большим трудом перепрыгивая с гребня одной волны на другую. Зато через полчаса морская вода отбеливала космы моей швабры до такой удивительной белизны, что она становилась похожей на ухоженную болонку.

Тогда я брал чистую швабру, ведро с водой в руки и с неохотой шел работать.

Боцман, проходя мимо меня, всегда недовольно ворчал:

— Опять проспал!

Я старался не обращать на него внимания, потому что знал — поворчит-поворчит, да и перестанет.

Однажды, когда мы шли из Коломбо в Аден, а Индийский океан лежал за бортом такой покорный и гладкий, что лучшего и желать не надо, со мной и случилась эта история.

Утром, как обычно подойдя со своей шваброй к леерной стойке, я сначала заглянул за борт и обомлел от страха. За бортом шевелилось и тяжело дышало что-то черное, огромное и пузатое. С испугу мне показалось, что по длине чудовище было вполовину нашего танкера.

Придя в себя, я быстро сбегал в каюту к судовому врачу, который мог не только нас лечить, но и хорошо знал морских рыб, птиц и других животных.

Михаил Антонович выслушал меня терпеливо и спросил:

— Тебе, мил человек, случайно не присни лось?

— Ну что вы?

— Тогда веди и показывай!

Я прихватил в своей каюте фотоаппарат, чтобы запечатлеть для науки обнаруженное мной чудовище, и повел Михаила Антоновича.

Поднявшись на корму, он глянул за борт и, подозрительно улыбнувшись, сказал:

— Поздравляю, Сережа, тебе посчастливилось обнаружить доселе никому не известное животное, предки которого вымерли несколько миллионов лет назад, так что спеши его сфотографировать, пока оно не скрылось из виду.

Польщенное сердце мое екнуло, грудь распирало от радости.

«Вот ведь как в жизни делают открытия, а потом становятся знаменитостями»,— не без гордости подумал я, хватаясь за фотоаппарат.

— Снимок прежде всего должен быть впечатляющим! — предупредил меня Михаил Антонович.

Я и так и сяк прицеливался, но огромное животное никак не помещалось в объектив. Пришлось мне его фотографировать по частям.

После утренней побудки к нам сбежалась наверняка половина команды.

Моторист Смирнов советовал мне:

— Да ты, Сережа, полезай на дымовую трубу, оттуда получится снимок что надо. Только в саже не измажься, а то перепугаешь животное своим видом.

«Смейся, смейся,— думал я, и мне уже виделось, как многие газеты и журналы напечатают мой сенсационный снимок.— Вот тогда я и утру нос таким острякам, как Смирнов».

Михаил Антонович не выдержал, подозвал меня и спросил:

— Ты сколько классов в школе окончил?

— Десять, а что?

— А какую оценку имел по биологии?

— Положительную.

— Сомневаюсь!

— А в чем дело?

— А в том, что ты обыкновенного кита не можешь со страху распознать. Как же так получается?

В это время наш повар Наташа, выйдя из камбуза, кинула за борт булку черного хлеба, но кит к ней не притронулся.

— Он черный не ест,— усмехнулся моторист Смирнов,— Ты ему лучше порций десять макарон по-флотски дай!

— Да что такому десять порций, ему и котла на один глоток не хватит,— подзадорил ее электрик Чванько.

Михаил Антонович усмехнулся.

— Вы, друзья, насоветуете Наташе, что вся команда сегодня останется без обеда.