34

31

ПУТЬ СЛЕДОПЫТА

На него Александр Николаевич Формозов встал в детстве, под руководством отца-охотника, следовал ему всю жизнь.

Он стал крупным ученым, был и писателем и художником, но в основе, в глубине всех его профессий и умений лежала страсть к чтению великой книги природы, страсть к чтению следов.

Он любил снег, мягкий и пушистый, жесткий и смерзшийся, а особенно свежевыпавшую снежную порошу. Может быть, и любил потому, что на снегу лучше всего виднелись следы, а может быть, и наоборот — любовь к следам была следствием привязанности к снегу.

Когда-то, в бесконечно далекое от нас предреволюционное время, нижегородский гимназист Саша Формозов начал по вечерам записывать в дневнике текущие дневные наблюде

ния. Записи перемежались зарисовками птиц, зверей и их следов. Все это перерисовывалось и переписывалось с маленьких карманных блокнотов. При переписывании и перерисовывании приходилось выверять, оттачивать и штрих рисунка, и запись.

Месяц шел за месяцем, год за годом. Накапливались наблюдения. Накапливались навыки в рисовании и письме.

Эти дневники, тонкие тетради чудом сохранились до наших дней. Вначале Саша не знал даже названий многих птиц и именовал их по-своему: «белогрудками» и «чернохвостка-ми». Постепенно накапливались и научные, книжные знания. Создавался своеобразный научно-художественный фенологический дневник. Интересно, что сейчас запись природных явлений обязан вести каждый запо

ведник, это одна из важнейших сторон его деятельности, и правило это введено по предложению А. Н. Формозова.

Дневники Саши Формозова служат примером работы и нам, взрослым и школьникам. Они говорят о том, что основой будущей работы для ученого, писателя и даже художника должна быть повседневная работа над дневниками, начатая как можно раньше. Любое наблюдение, важное для будущей работы, должно быть записано, зарисовано, зафиксировано со всей возможной тщательностью, иначе оно забудется, погибнет, его попросту не было.

Можно со всей уверенностью сказать, что Формозова — биолога, писателя и художника" создала его работа над дневниками и полевые наблюдения. Рассматривая эти дневники, поражаешься величине этой подготовительной работы. Куда она вела? Что дала Формозову-ученому?

Все эти мельчайшие и тончайшие наблюдения, факты и фактики, собираемые с детства, легли в основу значительных его работ. А эти публикации стали, по сути дела, первыми работами в отечественной экологии. Еще в 1928 году в статье «Млекопитающие в биоценозе степей» писал о том, что в сходных условиях на разных материках, давно изолированных друг от друга, таких, как Евразия и Северная Америка, формируются разные по происхождению, но сходные по той роли, которую играют в природе, сходные даже по облику и поведению животные, или же целые комплексы животных. Они активно и тоже одинаково на разных континентах меняют почвы и растительный покров, они — обязательное условие существования степей. Такие же по значению работы были написаны о роли снежного покрова в жизни животных и птиц, о сложных и взаимовыгодных взаимоотношениях между деревом, приносящим съедобные плоды, и их потребителями (грызунами, птицами).

С годами Александр Николаевич изменил форму хранения материалов. Это были уже не дневники, а папки, соответствующие темам. Их очень много. Рассматривая их, поражаешься широте интересов биолога: о сигнальных пятнах оперения птиц и об особенностях строения рулевых перьев вальдшнепа, об устройствах различными животными запасов корма на зиму, об изменении условий степного юга европейской части СССР за последние сто лет и множество других. Темы обширные и темы узкие— все они связаны единым подходом — в основе лежат все те же точные и многочисленные наблюдения в природе.

Пример Формозова показывает, каким должен быть современный ученый-эколог. Это исследователь с большим опытом работы в поле, человек, знающий все последние достижения в этой области, это ученый, способный от частных, мелких наблюдений перейти к необходимым обобщениям.

В этой многолетней полевой практике и объяснение той феноменальной наблюдательности, которую развил в себе биолог Формозов. Понятно и то, почему он не любил пользоваться фотоаппаратом, а предпочитал рисовать. Объектив безразлично фиксирует все, попавшее в кадр, художник активнее и сознательнее подходит к натуре. Рисунки А. Н. Формозова — явление уникальное. Человек, нигде специально рисованию не учившийся, достиг в рисунке пером и карандашом мастерства, которое позволило ему печататься в книгах и журналах как художнику-профессионалу. Мастерство Формозова в рисовании животных признавал даже такой авторитет отечественной анималистики, как Ватагин, с похвалой отозвался о них и Э. Сетон-Томпсон, известный канадский биолог, натуралист и художник, видимо, какое-то время служивший для Александра Николаевича примером и образцом.

Ценность формозовских рисунков в сплаве научного и художественного, в абсолютной достоверности.

Кроме того, в них есть взгляд самого автора, истинного биолога, которому важно видеть и тушку птицы, наполовину съеденную совой, и запасы сорокопута — мышь, надетую на колючки кустарника. Зарисовано огромное количество примет тайной жизни обитателей леса: погрызы, помет и следы, следы, следы... Он умудрялся различать не только следы разных видов животных, он видел, чем след одной лисицы отличается от следа другой, утверждал, что любой звериный след так же индивидуален, как человеческий почерк.

Как и герой одной из его книг, Формозов «питал какое-то особенное чувство к узорным следам и следочкам мелких зверьков». Рисунок полета птицы, схема кротовой норы и бобровой хатки, гнезда и логовища птиц и зверей в дуплах, на ветвях и в траве, в снегу и на камнях. Животные от лося до землеройки, взрослые и детеныши. Все это передано точно, с величайшей любовью и уважением к любому проявлению жизни природы.

То же самое можно сказать и о владении словом. Современные научные статьи пишутся сухим и точным языком, исключающим любую эмоциональность. Но исследователь, путешественник часто не может уложить все свои впечатления в строгие строки отчетов и докладов. Возникает потребность сказать об увиденном иначе: ярче, образнее. Так незаметно ученый становится писателем.

Вот как об этом пишет сам Формозов:

«...Я недавно вернулся из Ленинграда, где над шкурками, черепами и картами написал работу о монгольских зверях. Она получилась довольно объемистая с сухим коротким заголовком: «Млекопитающие Монголии, по сборам экспедиции 1926 года». Латинские названия и цифры в перечнях форм, цитаты, столб-