Юный Натуралист 1982-11, страница 32

30

Сейчас он предстал передо мной совсем другим, чем на выводке. Стал сильнее, мощнее, сохранив при этом стройность. Но шерсть, давным-давно не знавшая ни расчески, ни воды, поблекла и приобрела пепельный оттенок, казалась всклокоченной. Белки глаз от затаенной злобы порозовели. Встретила меня собака, угрожающе рыча.

Посмотрев на Минора несколько минут и не подходя близко, я перешел через коридор в другую комнату и надолго задумался.

Мысли бродили противоречивые: зачем мне новый спаниель, если Нора в прекрасной форме. Почему я должен возиться с явно испорченным спаниелем, представляя все трудности по перевоспитанию и обучению охотничьему мастерству. А с другой стороны — пропадает отличный охотничий пес. Это же живое существо, незаслуженно обиженное людьми. Что делать, как быть?

После того дня он прожил у меня тринадцать триумфальных лет, завоевав множество призов и наград и оставив после себя большое количество классных потомков, и сейчас продолжающих род спаниелей. Минора вы уже видели на снимке в начале статьи. Был Минор чемпионом Ленинградской, нескольких Московских и Всероссийской выставок. Удостоен высокого звания полевого чемпиона Московского общества охотников. Но все это пришло потом и не сразу, а тогда, в первые дни и месяцы нашего знакомства-

Сегодня и не упомню, сколько и где оставили Миноровы зубы на мне отметин. Расскажу, пожалуй, о двух случаях, один из которых положил начало нашей дружбе, а второй даже поверг меня в отчаяние.

По весне, когда прилетели охотничьи птицы — коростели, дупеля, бекасы — и разрешили натаску собак, надумал я сходить с Минором в луга — посмотреть, что он умеет и на что способен. Жили мы тогда в подмосковном городе Раменское. Луга от дома не так далеко, но до хороших угодий с дичью пройти нужно километров пять.

Не скажу, что ученик не знал дичи, но искал невообразимо быстро и бессистемно, и поэтому вылетала она настолько далеко от меня, что ружье поднять не успеешь, не говоря уже о выстреле. Дал я будущему чемпиону набегаться вволю, тем более что ни на какие команды вроде сидеть или лежать Минор абсолютно не реагировал. Ушли от дома далековато, да еще беготня по лугам без тренировки дала о себе знать: вижу, скисает пес — ход снижает, а потом чуть ли не шагом пошел. Тут и сумерки наплывать начали. Все, пора возвращаться. Вышли на дорогу. Идем. Смотрю, Минор мякиш лап набил, даже начал на дорогу ложиться, а я иду себе потихоньку и иду, вроде ничего не замечаю. Поначалу он недолго отдыхал, потом все чаще и дольше. «Ну,— думаю,— эдак к утру не вернемся». Делать нечего, возвращаюсь к лежащему на дороге Минору

и говорю: «Понимаешь, если бы ты не сильно ел меня, помог бы тебе, а то ведь до тебя дотронуться-то нельзя. Как быть, а?»

Поднял голову Минор, смотрит и вроде слушает, а потом давай лапы лизать.

«Ладно,— продолжаю я,— давай попробую на руки взять: должен же ты понять, что добро собираюсь сделать». Подхожу сбоку и начинаю гладить. Рычит псина, но не так, как всегда, а потихоньку, словно и не рычание это, а урчание. «А, была не была!» — и руки под него подсовываю: одну под шею, вторую — под живот, а сам в глаза смотрю и слушаю: вроде звуки все те же, злобы особой не проявляет. Наступает критический момент. Отрываю Минора от земли, медленно-медленно поднимаю и кладу на плечо. Урчание в грозный рык перешло, и сразу мысль: «Как сейчас вцепится в шею, а там где-то и сонная артерия проходит... Но не брошу пока». А сам ласково так говорю: «Чего ты, дуралей, я же хорошего тебе хочу, а ты...» — и пошел по дороге к дому, считая шаги. Досчитал до ста, чувствую, устал. Говорю все еще рычащему спаниелю: « Хватит, покатался, теперь сотню шагов своими лапами топай»,— и на землю опускаю. Пошел пес рядом, а я в это время командую строго: ♦ Рядом, рядом» — учу, чтобы собака, когда надо, далеко не убегала, а шла около левой ноги. Через сотню шагов снова говорю: «Отдохнул я. Хочешь на руки?» Смотрит на меня и даже не урчит. Подал голос лишь когда на плечо положил, но быстро успокоился и только плотнее прижался. Так и шли до дома: сто шагов каждый по себе, сто шагов Минор на мне, потом опять рядом идем.

С этого вечера и начала возникать взаимная дружба, которая день ото дня крепла. Однако до конца дней своих Минор ни мне, ни тем более другим людям не позволял фамильярности, понимая и ценя справедливость и не прощая обид.

А вот второй случай, который поверг меня в отчаяние, но здесь, хотя и с опозданием, Минор оказался на высоте — понял свою вину.

Как известно, легавые собаки и спаниели обыскивают местность «челноком» — бегают по лугу, как челнок в ткацком станке: вправо-влево, вправо-влево. Уходить в стороны спаниель должен на 20—30 метров. Минор, конечно, понятия не имел об этом, и мне самому изрядно пришлось побегать «челноком», прежде чем он понял, что к чему. Обучение происходит следующим образом. К ошейнику пристегивается двадцатиметровый шнур, другой конец которого держишь в руке. Собака усаживается командой «сидеть» ( к тому времени Минор хорошо усвоил этот прием), а сам отходишь от нее в сторону метров на десять. Даешь команду «ищи», рукой показываешь направление поиска и начинаешь убегать. Естественно, ученик побежит следом, а затем и перегонит.