Юный Натуралист 1983-05, страница 45

43

СПАСИБО ТЕБЕ, ТРЕЗОР!

У входа в парк, где проходила выставка собак, стоял мальчик лет тринадцати с большой черной дворняжкой на поводке. Он был чем-то озабочен и расстроен. Собака то и дело порывалась к проходившим на выставку породистым собратьям, но мальчик беззлобно, для острастки, слегка дергал поводок. Собака снова садилась, разметала хвостом асфальт и смотрела в глаза хозяина просящим взглядом.

— Не пустили на выставку? — спросил я.

— Я не водил. Она же беспородная.

Я погладил вислоухую морду. Собака сначала настороженно отстранилась, потом обнюхала и лизнула мою руку. Мальчик посмотрел на меня:

— Дядя, вы собак любите? Возьмите ее. Она хорошая. И поводок отдам. И намордник.— Он торопливо вытащил его из кармана и умоляюще уставился на меня.

— А почему отдаешь, раз она хорошая?

Мальчик тотчас помрачнел:

— Мама ругается. Грязь, шерсть в квартире.

— Зачем же брали? — упрекнул я строго.

Мальчик виновато опустил голову. Я понял,

какая горькая участь ожидает это умное ласковое животное. Ведь собака, как никто другой, тяжело переживает смену хозяина. Да еще в какие руки попадет!

— Мне кажется, тебе жалко ее? — участливо спросил я.

— Еще бы! Вот только мама...

— Если бы мама знала, скольких людей спасли вот такие дворняжки на войне,— вздохнул я.

— А как они спасали? — оживился мальчик.

— По-разному. Раненых из-под пуль вытаскивали, танки подрывали, боеприпасы подносили, мины разыскивали. Разве все перечислишь! А мы...

Мальчик растерянно посмотрел на меня, потом нежно обнял морду собаки, заглянул в ее преданные глаза. И вдруг решительно сказал:

— Не отдам! Сам убирать буду.

Засовывая в карман скомканный намордник,

бойко скомандовал:

— Дружок, домой!

Собака, виляя хвостом, сорвалась с места. Я проводил их ласковым взглядом. А память воскресила эпизод из военного прошлого.

...В середине октября 1942 года наш полк держал оборону в Сталинграде, возле тракторного завода, в подвалах каменных домов. Бойцы стойко отражали бесчисленные атаки противника. Накануне решающего вражеского штурма получили сухой паек на неделю и приказ не отходить, даже если окажемся в полном окружении.

Штурм продолжался около двух недель. Атаки пехоты и танков чередовались с артобстрелом и налетами авиации. Подвал дрожал, как при землетрясении. Мощные железобетонные перекрытия вот-вот готовы были рухнуть. Душу раздирал оглушительно скрежещущий рев пикирующих бомбардировщиков. От пороховой гари болела голова. На зубах хрустела кирпичная пыль. Рухнувшие стены дома завалили цокольные окна-амбразуры и вход в подвал.

Наконец наступила тишина. Грохот сражения сместился в сторону Волги. Стало ясно: мы, четверо оставшихся в живых, оказались в тылу врага, замурованные завалами, без боеприпасов, без продуктов, а главное — без воды. И в полной неизвестности, что с полком. Все четверо собрались у торцовой амбразуры через которую проникал свежий воздух.

Командир отделения Земцов, сержант запаса, большой, сутуловатый, раненный в руку и шею, выглянул в амбразуру, через которую проникал робкий свет. Бойцы с надеждой уставились в темное от пыли, давно не бритое лицо сержанта.

— Что будем делать? — спросил боец Грибков, чернявый рослый слесарь из Подмосковья, стараясь скрыть беспокойство.

Сержант ответил не сразу:

— Наступит ночь, пробьемся к своим.

— Без патронов? — засомневался Грибков.— А как выйдем отсюда?

— Подождем до ночи,— упрямо повторил сержант.— Может, еще наши вернутся. Слышишь, как сражение грохочет? А сейчас отдыхайте.— И устало свалился на шинель.

Спали неспокойно, будили друг друга, когда кто-то во сне начинал громко «воевать». К ночи накал сражения стал ослабевать, только по линии Волги продолжали греметь разрывы да беспрерывно гудели самолеты.

Сержант разбудил Лобанчикова, молоденького бойца:

— Ты самый щуплый. Попробуй пролезть на улицу. Узнай, где полк.

Возились у амбразуры долго. Помогал и Грибков. Только боец Спирин лежал под двумя шинелями. Его мучили озноб и сильная боль в перебитом локте. Лобанчиков, подталкиваемый товарищами, изгибаясь и постанывая, никак не мог пролезть в щель между глыбами.

— Руки вперед! Выдохни напрочь! — сердито шипел на него сержант.

Наконец бойцу удалось выбраться на улицу. Минут через двадцать он вернулся и доложил, что один разобрать завалы не сможет. Дом на