Юный Натуралист 1983-07, страница 44

43

ИЗ книг

ЭРНЕСТА СЕТОНА-ТОМПСОНА

ПРО КОНЯ

Лет пять тому назад в горах Биттерут в Айдахо жил красивый жеребенок. Шкура у него была светло-гнедая, а ноги, грива и хвост — угольно-черные. Вот его и прозвали Черногнед. Многие, увидев красивого жеребенка, думали, что он арабских кровей. В известном смысле так оно и было: все наши лучшие лошади произошли от арабских скакунов, и время от времени кровь далеких предков дает о себе знать, проявляясь и в сложении, и в стати, и в силе, и в диком нраве вольных кочевников.

Черногнед любил носиться наперегонки с ветром, упивался быстротой своего бега, гордился ногами, не знающими устали. Когда табун жеребцов встречал на пути забор или канаву, для Черногнеда было так же естественно перепрыгнуть препятствие, как для других — обойти его стороной. И он вырос сильный телом, беспокойный духом, непримиримый к малейшему насилию над собой. В загоне или стойле Черногнед не мог смириться даже с мягкой уздечкой и вскоре доказал, что ему лучше всю ночь простоять в бурю под открытым небом, чем быть запертым в удобном стойле, где его лишали свободы, которую он любил больше всего на свете.

Вскоре жеребенок наловчился обманывать ковбоя, загонявшего табун в кораль. Едва завидев этого человека, Черногнед обращался в бегство. Он стал Сам-по-себе — табун-по-боку. Так здесь называют независимых норовистых лошадей, которые откалываются от табуна, как только им что-то не понравилось. С каждым месяцем жеребенок проявлял все большую решимость жить на воле и становился все изобретательнее в уловках. Должно быть, в глубине души его и затаилась злость, потому что он ни перед чем не останавливался и не щадил никого, кто мешал исполнению его единственного желания.

Злоключения начались, когда Черногнед, трех лет от роду, был в полном расцвете молодости, силы и красоты. Хозяин решил приучить его к седлу. Но Черногнед был столь же коварен и зол, сколь и красив, и первые дни учения превратились в жестокую схватку между хозяином и красавцем жеребенком. Хозяин, мастер своего дела, знал, как применить силу. Черногнед, нагнув голову, яростно бросался вперед, становился на дыбы, пробовал выбросить на

ездника из седла, катался по земле — все напрасно. Несмотря на свою силу, жеребец был совершенно беспомощным в руках мастера, и вскоре он приучил Черногнеда ходить под седлом. Отныне хороший наездник вполне мог с ним управиться. И все же каждый раз, когда на Черногнеда надевали седло, он снова начинал артачиться. Прошло несколько месяцев, прежде чем жеребец осознал, что сопротивляться бесполезно: его лишь били кнутом и шпорили. И он прикинулся, будто образумился. Целую неделю на нем ежедневно ездили верхом, и он ни разу не взбрыкнул, зато в воскресенье вернулся домой, хромая.

Хозяин пустил его на выгон. Через три дня он, казалось, вполне оправился, его словили и оседлали. Жеребец не пытался сбросить всадника, но через пять минут стал хромать. Его пустили на выгон, а через неделю оседлали, лишь чтобы снова убедиться в его хромоте. Хозяин не знал, что и думать — то ли жеребец и впрямь хромой, то ли прикидывается, и при первой же возможности избавился от него. Черногнед стоил не меньше пятидесяти долларов, но хозяин продал его за двадцать пять. Новый хозяин порадовался было удачной сделке, однако Черногнед, не пройдя и полмили, вдруг захромал. Всадник слез, чтобы осмотреть больную ногу жеребца, но тот вырвался у него из рук и ускакал на свой выгон. Его поймали, и новый владелец, не отличавшийся кротостью нрава и мягкосердечием, шпорил его без всякой жалости; не прошло и двух часов, как Черногнед покрыл расстояние в двадцать миль, начисто позабыв про былую хромоту. Но когда они прибыли на ранчо нового хозяина и Черногнеда расседлали и повели на выгон, он хромал всю дорогу от двери дома и до самого выгона, где пасся табун.

За выгоном располагался соседский огород. Его владелец очень гордился замечательным урожаем овощей. Он обнес огород забором высотой в шесть футов. Тем не менее в ту самую ночь, когда Черногнед появился на ранчо, в огороде случилась потрава, лошади каким-то