Юный Натуралист 1983-07, страница 46

Юный Натуралист 1983-07, страница 46

45

Охотник протянул хозяину пять долларов и

спросил:

_ Ну а теперь, когда мы сторговались,

скажи, почему ты продаешь такого хорошего коня за пять долларов?

— Шила в мешке не утаишь — он не ходит под седлом. Сам по себе скачет — здоров и силен, а вздумаешь на нем прокатиться — враз охромеет. Любой забор в округе ему не помеха. Норовистый, опасный и хитрый, как черт.

— Для медвежьей приманки он потрясающе красив.

Охотники тронулись в путь. Черногнед шел с вьючными лошадьми, сильно припадая на одну ногу. Пару раз он пытался повернуть обратно, но люди, шедшие позади, без особого труда заставляли его вернуться. Хромота Черногнеда все усиливалась, и к ночи на него было просто жалко смотреть. Старший проводник заметил:

— Да, похоже, он не притворяется. Какая-то хворь в нем прочно засела.

День за днем охотники уходили все дальше в горы, ведя за собой лошадей с поклажей, стреноживая их на ночь. Черногнед ковылял вместе с другими, на каждом шагу вскидывая голову с изумительной гривой. Один охотник решил прокатиться на нем верхом и чуть не поплатился за это жизнью: в жеребца будто вселялся бес, стоило человеку сесть ему на спину.

Чем выше они поднимались в горы, тем трудней становилась дорога. В одном месте им предстояло пересечь опасное болото. Несколько лошадей увязло в трясине, и когда люди бросились им на помощь, Черногнед решил, что пришло время для побега. Он повернул назад, вмиг превратившись из жалкого подслеповатого коняги в резвого скакуна. Вскинув голову, распустив по ветру великолепную черную гриву и хвост, он радостно ржал. Хромоты не было и в помине. Черногнед несся домой, за сотню миль отсюда, уверенно выбирая узкие тропинки, хоть видел их всего раз в жизни. Через несколько минут он скрылся из виду. Охотники очень рассердились, но один из них, не говоря ни слова, вскочил на лошадь. Зачем? Неужели он надеялся догнать вольного ретивого скакуна? Нет, у этого человека был другой план. Он прекрасно знал местность. Проехав две мили по тропинке и полмили напрямик через лес, охотник сильно сократил путь и остановился возле Ягуарового ущелья, которого беглец никак не мог миновать. Когда Черногнед сбежал по тропинке вниз, он увидел человека, поджидавшего его. Яростно замотав головой, жеребец развернулся и поскакал назад. Через несколько ярдов он уже брел шагом, уныло припадая на одну ногу, затаив злобу в глазах. Норовистого коня пригнали в лагерь, и он выместил свой гнев на безобидной вьючной лошаденке, больно лягнув ее в грудь.

Тот глухой край был настоящим медвежьим царством, и охотники решили положить конец фокусам Черногнеда и забить его для пользы дела. Ловить жеребца охотники не решались: даже подойти к нему близко было небезопасно. И тогда двое проводников погнали его к дальней поляне — самому любимому медвежьему месту. Меня охватила острая жалость, когда я увидел, как, упорно притворяясь хромым, идет на смерть этот непокорный красивый конь.

— А разве вы не пойдете с нами? — спросил один из проводников.

— Нет, не хочу видеть его мертвым,— ответил я...

Минут через пятнадцать послышался далекий ружейный выстрел. Я представил себе, как прекрасное существо с гордой головой и изумительными ногами лежит плашмя бездыханное, воровски лишенное своей сути — неукротимого духа. Теперь ему уготован неприглядный конец.

Бедный Черногнед! Он не стерпел ярма рабства. Он оставался бунтарем до самого конца, сражаясь против печальной участи всего лошадиного племени. В Черногнеде жил вольный дух орла или волка, огнем горевший в его больших блестящих глазах, направлявший всю его своенравную жизнь.

Я попытался прогнать из головы мрачные мысли о трагической кончине коня. На эту борьбу с самим собой у меня ушло не так уж много времени — не более часа, потому что вернулись проводники. Оказалось, что они очень долго гнали Черногнеда по тропе на запад — вперед и только вперед. Проводники зорко следили, чтобы он не свернул в сторону. Они чувствовали себя в безопасности, лишь когда норовистый конь шел впереди.

Итак, с каждым новым поворотом судьбы Черногнед все дальше уходил от родного дома на реке Биттерут. Теперь он пересек высокий водораздел и шел по узкой тропе, ведущей в Медвежью долину на реке Лососевой, и еще дальше — в привольные дикие колумбийские прерии — шел, печально хромая, будто знал наперед, что его ждет впереди. Атласная кожа его отливала на солнце тусклым золотом. Люди, шедшие позади, были точно палачи в похоронной процессии осужденного на смерть аристократа. Узкая тропинка привела их к маленькой бобровой лужайке, поросшей густой сочной травой, на берегу прелестной горной речушки. Множество извилистых медвежьих троп сходилось к водопою.

— Пожалуй, это место подойдет,— сказал проводник постарше.

— Да, если не дадим промашки, ему тут верная смерть,— подтвердил другой.

Дождавшись, пока Черногнед добрел, хромая, до середины луга, он коротко и резко свистнул. Черногнед мгновенно остановился и обернулся к своим мучителям. С высоко поднятой благородной головой, трепещущими ноздрями, он был воплощением лошадиной красоты и совершенства. Проводник прицелил