Юный Натуралист 1984-06, страница 27

25

же поймы и решили проверить, что за это время там изменилось. Перемен было много. Молодая трава подросла, образовав плотную щетину, почти начисто скрывшую кочки. Вместо табунков и пар на водоеме плескались преимущественно селезни. Очевидно, большинство уток сидело на яйцах, ожидая потомства. Изредка пролетали одинокие уточки, которых тут же начинали преследовать селезни. И лишь вороны по-прежнему на бреющем полете парили над поймой, высматривая, не оставила ли нерадивая мать открытой кладку.

В процессе эволюции утки-самки приобрели много полезных признаков: покровительственную окраску, умение скрытно делать гнезда, так же скрытно водить утят. Наблюдения показали, что шилохвость гнездо делает на кочке, сплавинке или каком-нибудь другом сухом участке, но обязательно защищенном сверху и с боков травой, ветками кустарников. Сходит с гнезда утка в случае крайней необходимости и тоже тайком. На вечернюю кормежку отправляется в самые густые сумерки и, как правило, пешком, предварительно замаскировав кладку травинками, веточками. В последние дни насиживания утка на гнезде сидит так плотно, что, если ее потревожить, вылетает почти из-под ноги. В таких случаях птица не успевает замаскировать кладку. Она и становится добычей ворон.

В этом мы еще раз убедились, начав учет гнездящихся уток в той пойме. Не прошли мы и десятка метров, как подняли на крыло нескольких уток. Гнезда располагались недалеко друг от друга, и по всему было видно, что на кочках в пойме длиною 350 и шириной 250 метров загнездилось очень много шилохвостей.

Осталось невыясненным, почему шилохвости, в общем-то не колониальные птицы, вдруг загнездились группами на ограниченном участке. Казалось бы, совсем рядом водоемы и заболоченные поймы, а массовых гнездовий там не было. А если и встречались изредка, то опять же показывали их нам вороны.

Разгадку непонятного поведения шилохвостей можно отыскать в самой специфике Севера. Утки выбирают те места, где можно укрыться и найти достаточно корма. Световой день здесь, на Севере, длинный, и уходить на кормежку утке с гнезда приходится на виду у врагов, особенно ворон, которые беспрерывно летают над поймой. Нам самим удалось наблюдать, как утка соскальзывает с гнезда и, скрываясь среди кочек, убегает незамеченной. В этом отношении та пойма была идеальной. И все-таки какая-то часть кладок гибла, особенно в начале гнездования, когда еще не подросла молодая трава и спрятаться было трудно.

Большой ли вред наносят вороны в том регионе? Проследив места, куда вороны уносили утиные яйца, мы обнаружили несколько

вороньих столовых, и в каждой из них груда пустых скорлупок. По-видимому, паслись 4—5 пар хищниц и у каждой своя столовая. В самой большой мы насчитали около 300 разбитых яиц. Зная, что продолжительность массовой кладки в тех местах длится немногим более двух с половиной недель, а молодняк подрастает до «лётного возраста» еще 2,5 месяца, можно представить, сколько вреда наносят вороны уткам за это время.

В конце июня (а на Севере все еще весна!) мы перебрались в более глухие и непроходимые места, где часто приходилось оставлять лодку, предварительно поставив рядом шест с привязанным к нему полотенцем, выполнявшим функцию вехи, и уходить по компасу.

В необъятной тундре тишина, к которой мы, городские жители, так стремимся, давит до звона в ушах. Карликовые березки с молодыми листочками и даже цветы без запаха кажутся мертвыми. Наконец выходишь к густо заросшему водоему с множеством небольших прогалин и широких плесов и сразу попадаешь в иной мир, полный жизни. В прибрежной части бегают, попискивая, кулички. А в траве полощутся и дерутся начавшие линять селезни шилохвости, на чистых плесах кормятся нырковые утки. Кстати сказать, и для линьки селезни шилохвости выбирают не первый встречный водоем. На одних они собираются сотнями, на других лишь те, что не успели добраться до основных линных мест. Дело в том, что после окончания брачного периода птицы объединяются в табунки и постепенно начинают менять брачный наряд на летний, более скромный.

Сборы селезней на линьку маховых перьев мне удалось наблюдать самому. На одном довольно крупном, но мелком водоеме, заросшем надводной растительностью, с плесами и протокой мы заметили, что полощется довольно много селезней шилохвости. По утрам туда прибывали все новые и новые табунки птиц. Сделав вираж, они, не раздумывая, садились на плес. Во время полета селезней по окрасу почти невозможно отличить от уток. Их выдавали лишь более длинные шеи, белесые крылья и голос.

По мере того как маховые перья слабели, все меньше и меньше селезней совершали перелеты и все чаще оставались на выбранном для такого ответственного периода водоеме. Потеряв маховые перья, селезни теряют и способность к полету, становясь такими же беспомощными, как и неоперившиеся утята. Вот почему они и выбирают глухие, укромные, поросшие осокой водоемы. Птицы трутся о грубую растительность, пытаясь скорее освободиться от маховых перьев, чтобы скорее отрастить новые, упругие, способные нести их на зимовку в далекие края.

К. ЯСТРЕБОВ,

биолог-охотовед