Юный Натуралист 1985-04, страница 46

44

ных, похожих на ленты, гибких листьев притаилась большая щука.

— Попрошу у деда Ларивона топор. Будем возвращаться назад — прорубь прорублю.

— Станет она ждать тебя с твоим топором...

— Никуда не денется,— не соглашался Стасик,- Лишь бы никто не испугал. А рыбе же нужно хоть глоток свежего воздуха хватить. Попробуй посиди целую зиму подо льдом.

Перед занятиями Стасик заглянул к деду Ларивону. Тот сидел на низенькой скамеечке и при свете лампочки, которая и днем горела в котельной, читал книжку.

— Щука, говоришь, задыхается? — переспросил старик.— Ну что ж, нужно помочь ей. Но скажу тебе: теперь не только щука страдает. И разная мелюзга: плотки, язи, подлещики — без кислорода задыхаются. Жаль, не могу я отлучиться, вдвоем оно быстрее... Хорошо, возьмешь вот этот топор.— Дед показал в угол, где стояли железный лом и широкий совок, которым он подкидывал в топку брикет.— После занятий забежишь.

Стасик ждал конца занятий. Беспокоила мысль: как там щука, не задохнулась ли, бедняжка?

Учительница биологии Наталья Петровна вызвала Стасика отвечать. И нужно ж было: Стасик как раз думал о рыбе, а учительница предложила ему нарисовать схему кровообращения. Мальчик молчал.

— Тогда расскажи, как рыбы дышат,— сказала Наталья Петровна.

Стасик увидел: Рената то открывала, то закрывала глаза и смешно показывала себе возле ушей. Мальчик нахмурился. Не нужна ему такая помощь. Сам выучит и расскажет в следующий раз.

Когда возвращались домой после уроков, Рената с обидой проговорила:

— Я же намекала тебе на жабры. А ты стоишь и глазами хлопаешь. Совсем недогадливый.

— Сама ты — жабры,— рассердился Стасик.— Не нужны мне твои подсказки.

Топор, который он нес, обернутый мешковиной, был какой-то тяжелый. Теперь почему-то весь этот замысел с прорубью для рыбы казался смешным и бессмысленным.

Подошли к реке. Проваливаясь в ноздреватый снег, заспешили с берега к мостику. Приблизились к тому месту, где останавливались утром.

— Вон она,— тихо прошептала Рената, как будто щука могла услышать ее голос.— Едва шевелит плавниками бедняга.

Стасик молча показал Ренате, что надо сойти вниз. Там он размахнулся и быстро начал рубить и рубить лед. Во все стороны летели колючие льдинки. Рената отгребала их. Руки у нее порозовели, но холода она не ощущала. Вот показалась вода. Холодная, темно-зеле-ная. Над нею сразу стал подниматься столбом еле заметный пцр.

Щука как будто проснулась от долгого сна,

живее зашевелила плавниками и в момент скрылась в водорослях. Серебристой чешуей блеснули одна, другая маленькие рыбки: видно, им также хотелось глотнуть хоть немножко свежего воздуха.

— Так чем же дышит рыба? — спросила Рената у Стасика, когда они, обрызганные водою, поднялись на мостик.

— Жабрами,— весело ответил тот.— Только знаешь что? — Он на мгновение приостановился, посмотрел в радостные серые глаза девочки.— Никогда не подсказывай. Хорошо? Давай лучше каждый сам на себя надеяться.

А мороз все-таки отлег. Правду сказала мама. На сосну, которая виднелась за пригорком, на ночь слетались вороны. С неба тихо падали редкие снежинки. Вот-вот придет весна, поломает на речке лед — и забурлят, зазвенят ручейки, поплывут по ним бумажные кораблики, которые так любят весной пускать дети.

М. ДАНИЛЕНКО

Перевел с белорусского О. Гураш

КОЛЫШЕК В ТРЯВЕ

С половодьем трав и запахом полевых цветов вступило в свои права молодое донское лето. Поставив машину с поднятым капотом под старым ветвистым дубом, водитель взял с сиденья коврик и, прихватив газетный сверток с дорожным провиантом, побрел по пояс в травах к раскинувшемуся шатром кусту ивняка. А я тем временем отправился с термоском к роднику.

Возвращаясь от родника, я еще издали увидел шофера за каким-то странным занятием. Недалеко от ивнякового кустарника он вбивал топором в землю посреди цветущей полянки сучковатый колышек длиной в рост человека. Отошел, посмотрел на колышек, потом забрал из-под ивняка свои вещички и перешел с ними подальше от того места.

— Что это? Зачем? — указывая на колышек в траве, спросил я.

В ответ водитель пробормотал несколько слов, из которых я уловил только одно — «желторотики». Зная характер этого человека, я не стал переспрашивать. Это был молодой и крепкий парень, но всегда какой-то хмурый и до крайности неразговорчивый.

Шофер управился с моей помощью с содержимым газетного свертка, запил ключевой водой и улегся на душистой траве. Я подошел к колышку. И тут же из травы выпорхнула какая-то маленькая птичка. Я раздвинул руками траву и увидел на самой земле крохотное, чуть побольше наручных мужских часов, гнездышко, а в нем пять желтых ртов. Они были открыты так широко, что почти полностью заслоняли совсем еще голые синие тельца птенцов. Я поправил над гнездышком траву и удалился.