Юный Натуралист 1986-01, страница 4342 Ему было, видимо, очень обидно: ведь добыча ушла из-под носа в самом прямом смысле слова! Ну а действительно, куда же девалась мышь? Выскочив из трубы, мышь не побежала дальше, а, изловчившись, прыгнула на трубу и замерла. И сидела она на трубе не шелохнувшись все время, пока горностай бегал вокруг. Сидела так тихо, что, наверное, даже дышать боялась: ведь стоило ей чуть-чуть пошевелиться, как горностай сначала услышал бы ее, а потом и увидел. Вскочить же на трубу ему ничего не стоило. Но горностай не услышал, не увидел и не почувствовал мыши. А мышь еще долго не решалась покинуть свое спасительное убежище — снег на трубе был весь затоптан ее лапками. Наконец мышь отважилась спуститься. И снова потянулась ровненькая цепочка маленьких следов. Но теперь они вели в обратную сторону. Видимо, горностай так напугал мышь, что она либо забыла, куда бежала, либо решила отложить свои дела на другой день. ФОКСИК И БАРСУЧОНОК Фоксик —■ четырехмесячный жесткошерстный фокстерьер — увязался за мной в лес. Я пытался прогнать его, стыдил, даже ругал, на него это не действовало — наклонив свою лобастую голову, он упрямо шел за мной, правда, держась на почтительном расстоянии. Видимо, очень уж хотелось ему пойти со мной в лес. В конце концов я махнул рукой и перестал обращать на него внимание. Фоксику только это и надо было. Почувствовав, что меня можно уже не опасаться, он с веселым лаем ринулся вперед и исчез в кустах. Я шел по дороге, а Фоксик время от времени давал о себе знать лаем, который раздавался то слева, то справа. Вдруг Фоксик умолк. Прошло несколько минут, и я снова услышал его голос. Но на этот раз голос собаки звучал как-то необычно, и я сразу понял: пес звал меня. Я пошел на голос собаки. На крошечной полянке, плотно окруженной со всех сторон кустами, стоял Фоксик. А против него, буквально нос к носу,— молодой барсук. Я сразу догадался: Фоксик впервые в жизни увидел барсука, удивился и решил, видимо, что и меня заинтересует это загадочное существо. Увидав меня, Фоксик залаял еще громче. И в его голосе появились грозные нотки. Еще бы! Теперь-то я был рядом, и Фоксик чувствовал себя могучим и непобедимым. Барсук по-прежнему стоял не шелохнувшись. А Фокс лаял, призывая меня к действиям. Но я поступил иначе: прислонился к дереву и стал ждать. Пес на несколько секунд умолк, а когда снова залаял, в его голосе я уловил нотки удивления. «Что ж ты,— как бы говорил он,— почему не торопишься?» С каждой минутой он удивлялся все больше и все настойчивее звал меня что-то предпринять. Но я по-прежнему не двигался с места. Тогда Фокс стал меня упрекать, потом просить, и, наконец, в голосе его появились жалобные нотки. Не поворачивая головы, он косился на меня, и в его взгляде было все — и недоумение, и упрек, и даже испуг. Да, Фокс испугался. Он испугался, что я никогда не вмешаюсь и ему или придется всю жизнь стоять нос к носу с этим страшным зверем, или позорно бежать, подставив спину. А чем все это может кончиться — кто знает? Наконец Фоксик стал так жалобно повизгивать, что я не выдержал, подошел к нему, взял за ошейник и оттащил в сторону. Барсучонок не сразу понял, что произошло. А когда сообразил — стремительно повернулся и бросился в кусты. Всю обратную дорогу Фоксик бежал рядом со мной, то удивленно повизгивая, то пытливо заглядывая мне в лицо, будто прося объяснить мое сегодняшнее поведение. Но я ничего не стал объяснять. Когда Фоксик подрастет, станет взрослой и умной собакой, он сам поймет, что, если уж сталкиваешься с кем-нибудь нос к носу, надеяться в первую очередь надо на себя. ТАИНСТВЕННЫЙ НОЧНОЙ ГОСТЬ Летом наш старый дом утопал в зелени. Стоило открыть окно, как в комнату врывались ветки сирени, и даже яркими солнечными днями в квартире царил зеленый полумрак: лучи не могли пробиться сквозь густые заросли дикого винограда, оплетавшего стены дома, закрывавшего окна. Зимой двор засыпало снегом, и мы ходили от дверей до ворот по узенькой тропинке, которую чуть ли не каждый день приходилось расчищать. И трудно было поверить, что дом наш — в Москве, что в нескольких шагах от него — стоит лишь свернуть за угол — шумит широкий проспект, мчатся автомобили и троллейбусы, автобусы и трамваи. А в доме стояла тишина. Удивительная, иногда даже неправдоподобная. Особенно ночью. Именно такая тишина стояла и в ту ночь. Я сидел за столом и читал. В комнате было тепло, свет лампы мягко падал на книгу, уютно тикали часы. О том, что на улице метель, я мог судить лишь по шуму ветра, который
|