Юный Натуралист 1986-02, страница 46

46

НА РЕЧКЕ ЯБЛОНЬКЕ

Ее мало кто знает, тихозвонную, светлую, чистую Яблоньку. Течет она на западе Московской области, километрах в десяти севернее станции Шаховская.

Как-то летом брат Виктор писал из деревни, звал в гости, говорил, что уродилась земляника и что на Яблоньке по-прежнему живет небольшое семейство барсуков. Обещал, если повезет, показать их. Но так сложилось, что выбраться я смог только в начале сентября, да и то на другой год.

Уже отошли коростельные ночи, отзвенели кузнечики в поющих травах. Пришла пора ясных горизонтов. Картофельная ботва на огородах потемнела. Воздух пропах антоновкой, житом, горьковатым дымком.

В Даниловку, к брату, я не стал заходить, а на рассвете прямо с поезда бодрым шагом сразу на Яблоньку. Не терпелось взглянуть, как она там. В письме брат обмолвился, что немало леса спилили по ее берегам.

Так оно и оказалось в действительности. Много было новых вырубок. Не сразу сообразил, где и нахожусь, пока не увидел мощную, необхватистую, покореженную сосну, что возвышалась на взгорке.

Во время войны подбитый вражеский бомбардировщик сбросил тут смертоносный груз, и осколком бомбы срезало ее пышную крону. Но выдюжило дерево, распростерло в стороны могучие ветви-руки и снова качается на семи ветрах.

— Дружка моя, тоже калека, инвалид войны,— шутливо улыбался брат, похлопывая, бывало, по шершавому стволу израненной в боях под Ржевом рукой.

Может, потому и уцелела сосна, что лесорубы из местных пожалели, зная ее историю.

Славное это было место. С песчаного дна Яб-лоньки били студеные ключи, и вода была удивительно прозрачной и вкусной. По склонам речки любили селиться из года в год барсуки. Они рыли глубокие норы со множеством ходов и выходов. Барсуки — звери ночные. Днем они беспробудно спят, отлеживая гладкие, мягкие бока.'

Но однажды мы с Виктором, насобирав под старыми сыпучими елками полные кошелки голубоватых с мохнатой бахромой груздей, сморенные уже не утренним теплым солнцем, крепко заснули в мягком пружинистом мху. Проснулся я оттого, что брат тормошил за плечо и, приставив к губам палец, косил глазом под комель сосны.

Солнце стояло высоко, и потому я очень удивился, увидев возле норы полосатого зверька. Барсук долго принюхивался. Не заподозрив ничего опасного, слабо издал хрюкающий звук. Из темной дыры выползли маленькие.

толстенькие барсучата. Неуклюже, потешно перекатывались с боку на бок по сырой земле. Особенно забавен был самый маленький барсучонок, которого я про себя нарек Шустриком. Веселый, подвижный, он то и дело задирал своих более упитанных, рослых родственников. Солнечные ванны, судя по всему, доставляли этому детскому саду истинное наслаждение. И этим детям подземелья солнце было по нутру.

Шустрик куснул за ухо свою толстую, как самовар, маму-барсучиху и, перевернувшись кверху светленьким брюшком, стал вылизывать нежную, как весенняя травка, шерстку. Мамаша, не разобравшись, дала крепкую затрещину подвернувшемуся добродушному братишке. Тот жалобно засюсюкал. Виктора это так развеселило, что он схватился за живот и захохотав. В мгновение ока барсучьего семейства и след простыл...

С каждым годом барсуков на речке Яблоньке становилось меньше. Сначала в первые послевоенные годы кто-то пустил нелепый слух, будто жирное барсучье мясо великолепно излечивает туберкулез. Бедных животных выкуривали из глубоких нор дымом, выживали водой, травили норными собаками-фокстерье-рами. Даже когда последовал запрет на их отстрел, убивать их продолжали. Если барсуки и уцелели на Яблоньке, то в том была несомненная заслуга местного лесничего Степана Лукина.

Я подошел к могучей сосне и увидел норы. Но вид их был нежилой, незаметно было, чтобы ими пользовались. Среди пожухлого марьянника валялся порядочный кусок металлического троса. Темные, масляные пятна мазута блестели на примятой траве. Чуть в стороне стоял наспех сколоченный из горбыля сарай. Я заглянул в него. Там валялись в ящиках ржавые гвозди, болты, мангалы.

Спустившись по примятой тропе к Яблоньке, я увидел неожиданно своего брата. Он стоял в брюках и сапогах по пояс в воде, клацал зубами, незлобиво переругиваясь со стариком, в котором я не сразу признал Степана Васильевича Лукина.

— Вот чудаки, не лето красное на дворе, рыбу ловить надумали,— недоуменно пожал я плечами.

— Ну, поднатужились, Петрович.

— Погодь чуток, Степан, дай дух перевести.

В это время они увидели меня.

— Ты глянь, кто к вам в гости пожаловал, Петрович. Иди сюда. Сообща и вытянем,— вместо приветствия скомандовал старый лесник.

Теперь и я, стоя по пояс в студеной воде, жилился, вытягивая из речки огромное колесо от тягача-лесовоза. Наконец, после немалых хлопот удалось расчистить родниковое дно от хлама, что оставили механизаторы.

Потом мы развели небольшой костер, сушили одежду.

— Барсук — зверь чистоплотный. Нипочем