Юный Натуралист 1986-11, страница 35

33

откармливали и затем выпускали на волю.

Один из юных феодосийских жителей, Максим Балахнин из 14-й средней школы (он учился тогда в 4-м классе), рассказывал мне, как он притащил домой своего Гошу (Гошами здесь зовут лебедей потому, что они откликаются, когда их подзывают: «го-го-го»). Конечно, птица в небольшой квартире, да еще не на первом этаже,— немалая обуза в повседневной жизни. Ей надо отвести определенное место, хотя она расхаживает где вздумается. Ее надо кормить, за ней подчищать, к тому же она, водоплавающая, нуждается в какой-никакой, а воде. Зато, как считает Максим, в семье появилась на редкость интересная «личность» и наблюдать за этой «личностью», а также дружить с ней — одно удовольствие.

Когда Максим впервые увидел этого лебедя, был он не белый вовсе, а грязно-серый, весь обледеневший: куски льда на лапах, на крыльях, какой-то парнишка притащил его с моря в брезентовом мешке на станцию юннатов и вытряхнул на снег. Сказал: «Забирайте, пока живой». Никого из взрослых в то время ря-lOM не оказалось. Максим с трудом зтащил лебедя в клетку. Но стало так жалко оставлять его одного, большого, неподвижно нахохлившегося. И Максим сказал: «Ну, Гоша, домой пошли!» Да какое там «пошли»! Ребята из его школы— Саша Ильин и Эля Юрина помогали тащить тяжеленного Гошу. Потом их сменил Саша Степанов. Проходили мимо машины, в которой сидел какой-то военный, тот сказал: «Давайте подвезу».

Мама увидела, руками всплеснула. Видно, не очень обрадовалась, но и ругать Максима не стала. Положили они с мамой своего Гошу на пол, завернув в синюю тряпку. Поставили ему воду, накрошили хлеба, насыпали пшена. Двое суток он ничего не ел, почти не шевелился. Но постепенно силы прибавлялись: к нему подходишь, он шипит сердито, голову отворачивает да еще клювом щелкает. Не привык, видно, к людям. Может, не верит им. Так Максим думал. И даже обижался. А потом, на третий день, в солнечное, какое-то не по-февральски весеннее воскресенье Гоша заметно повеселел. Максим поделился с ним своей сдобной булкой — съел с удовольствием и словно в благодарность помахал как-то смешно, под себя, хвостовым опере

нием. И пошел по комнате вперевалочку. С тех пор отсутствием аппетита он не страдал. Хлеб, тертую морковку или яблоко, рубленые яйца — все ел с удовольствием.

Вскоре Максим с мамой начали Гошу купать. Нальют в корыто чуть теплой воды, вот Гоша и плещется-чистится. Вылезет из корыта с помощью человеческих рук — давай крыльями махать: отряхивается. Позже приспособились мыть его под душем. Тоже охотно соглашался. Почему-то именно по вечерам Гоша любил стоять, как аист, на одной ноге. А по утрам, часов с семи, начинал курлыкать, вроде бы «разговаривать». Вообще характер у Гоши был какой-то непостоянный. Иногда подойдет, ласкается. Положит свою длинную белоснежную шею (Максим читал в энциклопедии, что шея у лебедей равна длине тела или превышает ее), так вот — положит шею на ногу Максима, будто обнимет, и стоит. Или клювом по руке проведет, как погладит. Приятно.

Время шло. Лебедь окреп,^сли можно так о птице сказать, похорошел. На станции юннатов, куда Максим продолжал ходить в кружок зоологов, директор Ольга Дмитриевна Подоляко давала всем, кто птиц выхаживал, советы. Максиму сказала: «Уже март наступил. Раз твой Гоша здоров — надо его отпустить на волю, пусть ищет свою стаю».

Легко сказать — отпустить. Но и то правда — надо. Вот в один не прекрасный, грустный для Максима день они с мамой завернули Гошу в старую рубаху, положили в большую сумку и понесли на речку Байбуга. Там на бережке белого лебедя положили на ярко-зеленую траву. Он встал. Отряхнулся. Что-то «сказал» недовольно. И пошел в воду. Влез на какой-то камень, начал махать крыльями. А потом крылья расправил, заскользил по воде, как на водных лыжах, и—полетел. Обидно было Максиму, что Гоша ни разу не оглянулся.

Вот таких спасенных от голода и мороза лебедей было в 1985 году в Феодосии не один, два или три, а многие сотни.

Лебеди, естественно, не умеют сказать «спасибо», не могут. А мы, люди, можем. И всем феодосийцам, активно спасавшим перелетных птиц, говорим: спасибо!

Е. КАБАЛКИНА