Юный Натуралист 1987-03, страница 11
природы. И все, что мы видели, было возделано и выращено их руками. Здесь они приучаются к терпеливой работе земледельца, получают немало полезных знаний". Сейчас, к примеру, вместе с другими сортами сильных пшениц на полях Казахстана завоевала прочное место Сара-товская-29. Теперь эту пшеницу засевают на огромных пространствах засушливых земель. Из муки Саратовской были выпечены и пышные хлеба, приготовленные для показательного урока «Хлеб — это жизнь». Урок-праздник провели юннаты станции в нашем присутствии. Я видел много разных показательных мероприятий. В большинстве своем это заученные действа, отрепетированные, не трогающие ни сердце, ни ум. А здесь за столами сидели мальчики и девочки отутюженные, отглаженные, опрятненькие, как молодые одуванчики, но глаза их светились неподдельным вдохновением, голоса звенели чисто, искренне. Думаю, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что они с младенческих лет приучались жить в уважении к хлебу — главному богатству человечества, и сами трудились на пришкольных участках и в городской юннатской станции, были тесно связаны с землей и уже теперь выбирали свой путь в будущее. Здесь, на юннатской станции, нашли свою судьбу и Майра Жакетова-Алимбаева, ведущая сейчас кружок охраны природы, и Витя Усоль-цев, увлекшийся генетикой, мечтающий учиться в Тимирязевской академии, и многие другие ребята, которые уже не мыслят о другой работе, кроме хлеборобской. Не запомнил фамилии девочки, которая в этой коллективной поэтической композиции о хлебе сказала: «В Джеты-гаре пятьдесят тысяч жителей, если каждый выбросит по десять граммов хлеба, то в день город потеряет пятьсот килограммов, а в год — более ста восьмидесяти двух тонн». И тут в класс ворвалась знакомая мелодия песни «Русское поле». Память унесла меня в горькое, полусиротское детство. Шла война. Поздней осенью, когда на поля уже ложилась жесткая снежная крупа, мы, ребятишки из третьих-четвертых классов, копали колхозную картошку и собирали пшеничные колоски, оброненные с комбайнов, не срезанные серпами и литовками. Удивительно, но каждую осень мы собирали колос ков и намолачивали зерна по 115 пудов! Привычные к разного рода вычислениям, наши умишки выводили, что хлебом из этого зерна можно было кормить целую роту два месяца. Уже став взрослыми, мы могли еще глубже понять сущность хлеба. Он для нас был больше, чем пища. Это все равно что воздух, мать, Родина. Нечто похожее мы чувствовали и в слове «порох». Не аммонал, не тротил, не нитротолуол, а порох — тоже физический и нравственный — воплощал силу нашего народа, выстоявшего перед таранным натиском фашизма... Я вышел на берег Шортанды, по-русски — Щучьей. Она текла прямо за участком. На солнце вся река была в золотых блестках, как в чешуе. Осенний ветер шумел в листьях плакучей ивы, осин и ветлы. Еще несколько теплых дней дарила природа. А потом «холода спешат на крыльях последней стаи журавлей», как писал в своих стихах Владимир Кулагин. Удивительна сила памяти. Она способна творить чудеса. ^ Память о моем друге хранят ребята Джетыгары и юннаты других мест. Из кружков они пойдут в большую жизнь — будут разводить сады, украшать цветами парки, проникать в загадочный мир генетики. Значит, ушедшие от нас живы? Живы в делах юных продолжателей их дела. ...Неизбежность... бессильна перед памятью. Евгений ФЕДОРОВСКИЙ Фото А. Калашникова 2 «Юный натуралист» № 3 |
