Юный Натуралист 1987-05, страница 46

44

же новая кожаная сбруя со шлеей, вся в кистях, медных бляхах и заклепках, золотом горевших на солнце. Рядом стояли конюх дядя Ваня и председатель колхоза. Конь нетерпеливо тряс головой и, приплясывая, перебирал ногами. Председатель, успокаивая, гладил его и, окая, приговаривал:

— Король, Король...

Немного погодя он сел в дрожки на мягкую пружинистую подушку, и конь пошел. Как он пошел! То был не шаг обыкновенной лошади, а какой-то завораживающий цирковой номер — настоящий королевский шаг. Конь шел, словно не чувствуя повозки и вожжей, приплясывал, высоко поднимая передние ноги, и его шея тугой дугой выгибалась, вибрировала в такт шага. Сбруя жестко поскрипывала, и медные бляхи звенели серебряными колокольцами. Мы ватагой бежали следом за дрожками, свистя и покрикивая, подбадривая дивного коня и выражая так свой восторг.

Выехав на большую дорогу, председатель пустил коня быстрее. Как он понесся! Как ветер и быстрее ветра. Только пыль шлейфом — позади дрожек. Куда нам было угнаться за ними!

Полдня мы слонялись у околицы, ожидая возвращения председателя. И вот вдалеке, на горе, показалась змейка пыли, она быстро росла и приближалась к деревне. Спустя несколько минут дрожки пронеслись мимо нас и свернули к конюшне. Жеребец шел широкой накатистой рысью, уже не так резво, как утром, но все равно за ним трудно было бы угнаться любой колхозной лошади. У конюшни мы окружили Короля. От пота он потемнел, из гнедого стал почти вороным, и белые хлопья пены висели на его теле клочьями ваты.

Председатель ушел по своим срочным делам, а конюх выпряг жеребца и пучком травы стал стирать с него пот и пену. Потом отвел Короля на луг за конюшню, вместо узды надел недоуздок и, карабином пристегнув к нему цепь, пустил пастись. Другой конец цепи был надет на железный штырь, который еще вчера дядя Ваня кувалдой забил в землю. Жеребец пошел по кругу, натягивая цепь и звеня ею, потом лег и принялся кататься. Он храпел от удовольствия, вытягивая шею, вытирая о густую траву бока и морду. Казалось, земля вздрагивала от его тяжелых толчков.

— Пусть отойдет немного, упарился,— сказал дядя Ваня.— Потом на речку надо его сводить, напоить. Ну, кто смелый?

Смельчаков не нашлось. Мы лишь с опаской посмотрели на жеребца, переглянулись друг с другом, но по домам не разошлись, расселись тут же, на лужке, ожидая, что будет дальше, как конюх поведет жеребца на водопой.

Спустя, наверное, час, когда Король уже отошел от быстрого бега, пот на его спине просох и гладкая шерсть посветлела, темные подпалины остались только в пахах и под брюхом, конюх вынес большое кавалерийское

седло, с трудом поднял его к высокой спине жеребца, надел, поправил, затянул ремни, потом сменил недоуздок на узду, бросил на шею коня повод, и, щуплый, маленький ростом, он неожиданно проворно вскочил в седло. Почуяв ездока, Король волчком закрутился на месте.

— Тпру, Король! — со всех сил тянул повод конюх.— Тпру, милый!..

Покрутившись, жеребец успокоился и стал.

— Ну, теперь трогай,— слегка дернул повод дядя Ваня, и Король с места рванул той же широкой рысью.

Всадник на нем казался крохотным, но держался он крепко.

Скоро Король перестал быть для нас диким и страшным. Мы привязались к коню, искренне полюбили его за несравненную силу и резвость. Сколько ломтей хлеба, круто посыпанных солью, тайком от родителей было перетаскано на конюшню. Онттодпускал к себе настороженно, прижимал острые, чуткие уши, раздувал усатые розовые ноздри. Но кусок лакомства делал коня доверчивей, и, пока он жевал хлеб, можно было не боясь гладить его длинную горбатую морду.

В то же лето один за другим при намеренном попустительстве конюха мы освоили верховую езду на жеребце. Просто так на нем покататься — об этом не было и речи. Только в двух случаях можно было погарцевать, покрасоваться на Короле перед всей деревней — отогнать его в выгон или на водопой. Для нас забава, а конюху помощь. Верхом счастья считалось съездить на речку и напоить коня. В этом случае дядя Ваня разрешал брать седло. Волоча по земле стремена, мы затаскивали его на телегу, а уже с нее — на спину жеребца, с помощью конюха застегивали подпруги и с телеги же влезали в седло. И вот конь под тобой. Он резв, но удивительно послушен поводу, малейшей команде.

— Но, Король! — и только ветер свистит в ушах, только градом летят из-под копыт комья земли, только несется под тобой узкая лента дороги и разноцветье трав сливается в один пестрый поток.

Полуторакилометровый путь до речки казался единым мигом. У берега, придержав коня, не слезая с седла, я шагом пускал его в воду. Зайдя по колено, Король фыркал и, едва касаясь губами водной глади, начинал пить. Глубокие глотки тяжелыми шарами прокатывались у него внутри и гулко падали в утробу, с каждым глотком эти удары становились все мягче и постепенно, когда конь напивался, затухали. В воде, как в зеркале, отражалась его голова, подтянутое брюхо и сам я, смешно сидевший где-то на невидимой его спине вверх ногами.

Захватывающее ощущение было потом, когда напоенный конь пускался вскачь вдоль русла. Вода едва достает его живота, брызги фонтаном взлетают вверх и ливнем окатывают •меня. Как на быстроходном корабле, пробо-