Юный Натуралист 1988-08, страница 46

должительности. Если бы ускорить ее темп, то получился бы интересный плясовой наигрыш. Однако птица, словно сознавая ответственность за торжественность обстановки, ни разу не позволила себе хоть чем-то нарушить стиль исполнения. „

Спокойно, оглянувшись по сторонам, как оглядывается выходящий из дома человек, вышла из норы лиса и неторопливой рысцой направилась через бугор к другому болотцу ловить для лисят водяных крыс. Линька еще не тронула ее зимнюю красоту, и пышная шубка выглядела в тени как новая. Лиса, может, и была лишена чувства восхищения, но размеренно-торжественное пение соседа, наверное, внушило ей уверенность, что все кругом спокойно. Коль поет без запинок и лишних криков, значит, видит сверху, что никакой опасности поблизости нет.

Бесшумно. ушла лиса, бесшумно кружили над березами летучие мыши, и тогда в тускнеющее небо с болота взлетел старый друг и партнер дрозда по вечерним концертам — бекас.

Света было еще достаточно, чтобы различить под пологом сосен обломленные снегами веточки, но чего-то, к чему уже привык глаз, там не хватало. А вот чего конкретно, я так и не мог сообразить. Пересчитал снова кустики сон-травы: все целы. А больше там ничего и не росло. Но какая-то потеря все же ощущалась. Какая?

...Над бором занималось громовое утро: на Усмани и остатках ее разливов, на всех болотах и озерах, на временной воде гремели дикие хоры озерных лягушек. Не было тишины и возле лисьего дома. Еще не проснулся ветер, и дремали сосны, но уже звенели, свистели и щебетали птицы, которые вчера уснули раньше дрозда. А сам он уже не прятался в березняке, а, словно хозяин всего урочища, стоял на макушке сосны, немного отступившей от своих сестер. Он уже видел солнце, а внизу еще лежала сплошная, росная тень.

К началу концерта я здорово опоздал и, став на вчерашнее место, стал осматривать бугор: может быть, утром найду то, что потерял вчера. И нашел! По всему бугру спали цветки сон-травы. Побледневшие и плотно закрытые, они поникли головками, как в настоящем сне, спрятав свою дневную красоту. Заколдовал их черный певец-волшебник, да так, что весь лесной хор разбудить не может.

Цветки постарше, покрупнее, те, которые расцвели первыми, пораньше, почти касались кончиками сложенных лепестков мертвой хвои, сквозь которую пробились к свету, были как в глубоком сне. Те, которые помоложе закрылись не так плотно и склонились будто в полупоклоне. И совсем прямо стояли те, чьи закрытые бутоны еще не выдвинулись из пушистого, остроконечного венца, который словно бы поддерживал их, не давая ни раскрыться, ни поникнуть. Круглые капельки росинок поблескивали на всех кончиках венца, а се-