Юный Натуралист 1988-10, страница 49

станским и сибирским степям, тот мог приметить небольших, со скворца, и почти черных птиц, держащихся, как правило, на дорогах и обочинах. У этих аборигенов много названий — шпаки, караторгаи, черные жаворонки. Но, пожалуй, самое точное — подорожники. Кочуют они по большакам и проселочным зимникам, отыскивая рассеянные зерна, копошась в соломенной дорожной трухе или в конском навозе. Эту особенность птиц нередко используют ездоки, сбившиеся в буран с дороги.

— Ты смотри, прямо к нашему селу вывели,— поразился Семенов, когда впереди выплыла из пелены совхозная арка.— Вот тебе и шпаки!

— Для нашего брата — первая птица,— улыбнулся наконец Николай и облегченно откинулся на спинку сиденья.

ДО СВИДАНЬЯ, ЛАСТОЧКА!

Утром, выйдя во двор подоить корову, Мария Федоровна сразу почуяла неладное. В сумрачном проеме сарая метались и кричали ласточки. «Неужто кот забрался?» — подумала Мария Федоровна и поспешила к ласточкиному гнезду, прилепившемуся к маточному бревну ветхой крыши.

Во дворе стояли мутные, пенистые лужи. Ночью шел сильный ливень. И в сарае — на полу большая лужа, а в ней комком грязи лежало ласточкино гнездо. Трое голеньких птенцов утонули, лишь четвертый еще распяливал клюв в немом крике и слабо подергивал синими культями крылышек. Мария Федоров

на осторожно взяла его в ладони, сложенные лодочкой. Потрепыхался и затих чуть теплившийся комочек. Мария Федоровна согревала его дыханием.

Что делать дальше, она не знала. Ласточки вились у самого лица, то и дело подлетали к темному пятну на маточном бревне, где лепилось раньше гнездо. И Марию Федоровну осенило. Отыскала резиновый мяч, разрезала пополам. Одну половинку она утеплила шерстью и прибила к «матке». Осторожно положила в гнездо голыша и удалилась, уступив место хлопотливым родителям.

К середине лета птенец окреп, вырос. Пришло время первого полета. Когда оно наступает — ведомо одним родителям. Но в день первого вылета в сарае снова тревожно закричали ласточки. Крик их усиливался, когда во двор выходили люди. «Да что за напасть?» — обеспокоилась Мария Федоровна и заглянула в гнездо. Шерсть, которой она утепляла гнездо, скаталась на лапке птенца и, зацепившись за гвоздь, не выпускала его из гнезда.

Освобожденный слеток полетел прямо с ладоней Марии Федоровны. Прибавилось во дворе щебета. И что удивляло: раньше ласточки все же побаивались людей, теперь будто не обращали на них внимания.

А однажды — уж этого Марии Федоровне не забыть — ласточки весь день так и увивались возле нее. Стригут крыльями над головой — словно сесть хотят, сказать что-то.

А наутро ласточек не стало. «Вон что, улетели,— догадалась Мария Федоровна.— Выходит, прощались со мной касатушки...» И еще подумала она, что скоро ляжет снег долгой зимы, а ее дети, тоже разлетевшиеся из родительского гнезда, приедут на побывку только следующим летом. Вместе с ласточками.