Юный Натуралист 1988-10, страница 48

46

жала поднятую нитку лапой и снова сделала перехват клювом. В два приема кусочек сала был поднят на ветку!

Насытившись, птичка улетела. Кусочек сала вновь висел на ветке, дразня «замарашку», занявшую место «чистюли». «Ну что же ты тянешь,— мысленно подбадривал я голодную птицу,— небось видела, как это делается?»

Наконец она взлетела и прилепилась к стволу клена — в том месте, куда ближе всего подлетал качающийся маятником кусочек. В момент наибольшего сближения синице все же удалось ухватиться за него клювом. Так она и зависла, держась лапками за ствол, а клювом — за сало. Но как быть дальше? Не выпускать же из клюва лакомый приз? Синичка разжала лапки и «поехала», повиснув на клюве. Подтянувшись, уцепилась лапками за сало и пошла его наклевывать. Хоть и раскачивается, хоть и висит вниз спинкой, а сальце отщипывает. «Оригинально, браво! — похвалил я и вторую синичку.— Вот интересно, как справится с задачей третья?»

Но вместо третьей синицы на аппетитный запах сала пожаловал дятел, да не какой-нибудь, а седой! По окраске, правда, он был скорее не седой, а серовато-зеленый. Впрочем, о преобладающем цвете перьев, которые легко ерошит ветер, говорить затруднительно — тот переливается на глазах. Когда седой дятел взлетает, он так и вспыхивает желто-зеленым пламенем. «Уж не за мудрость ли,— гадаю,— назвали этого дятла седым?»

И седой дятел неплохо справился с задачей. Для начала он, как и вторая синица, ухватил сало клювом и потащил к себе. Ничего не вышло — нитка крепкая. Тогда дятел, не выпуская сала, подскочил повыше. Нитка, конечно, ослабла, и теперь кусочек сала можно было одной лапкой прижать к стволу. И минуты не прошло, как от моего приза за смекалку остались одни воспоминания.

«ВОЙНА И МИР» С СИНИЦЕЙ

Утром я проснулся от настойчивого стука в стену. Потом услышал, как тенькала под окном синица. Ага, заявилась желтогрудая! Появление синицы возле дома — верный знак прихода холодов.

Я позавтракал, уселся за письменный стол, а синица все продолжала выстукивать морзянку. В паузах — какие-то шорохи, треск разрываемых волокон. Догадался: синица выискивала в щелях между бревен личинок.

После обеда я вышел прогуляться. Мельком взглянул на стену... Батюшки! Пакля и мох повыдернуты из пазов, висят тут и там гирляндами. «Ах, ты вредительница! Вот я тебе!» — замахнулся на синицу. Та отлетела на черемуху и преспокойно наблюдала, как я заделывал щели.

Вечером, только сел за бумаги, опять засту

чала. Опять шорохи, треск волокон. Ну, милая, дай тебе волю — загуляет в стенах ветер. Надо как-то прогонять.

Я подошел к окну и строго застучал авторучкой о раму. Вдруг синица как налетит на окно! Взъерошенная, злая, она припечаталась к раме в том самом месте, где я стучал. Я даже отпрянул. А синица, немного повисев на раме и разочарованно пискнув, юркнула назад. Слышу, принялась за старое — постукивает, шерстит паклю и мох. Кто же кого прогоняет? Кто здесь хозяин, а кто гость?

Приободрившись, я застучал опять. Все повторилось: синица угрожающе припечаталась к раме и, не найдя, с кем бы схватиться, вернулась к оставленному занятию.

Крепко я задумался. Разработал способ бескровной войны с синицей. Вот что я сделал: смастерил кормушку и повесил напротив окна. Не забыл привязать к ветке и кусочек несоленого сала.

С того дня у меня с синицей мир и дружба. И не только с ней. Можно теперь часами любоваться на веселую возню возле кормушки синиц, воробьев, свиристелей, поползней. Однажды и дятел пожаловал. Правда, иногда стук в стену возобновляется. Если забуду добавить птицам корма.

ПОДОРОЖНИКИ

Погода испортилась на глазах: полчаса назад в рваные прорехи туч еще заглядывало солнце, а тут вдруг замельтешили, закружились густые лохматые хлопья — будто там, наверху, распотрошили пуховую перину. В кабине «газика» потемнело, ветер засвистел в щелях, ломился внутрь. Пожилой шофер — говорун и весельчак — присмирел. Он то и дело всматривался в залепленное снегом боковое стекло, через которое смутно угадывались телеграфные столбы. Так и продвигались мы от одного к другому, пока не свернули на проселок к совхозу. Шофер вел машину наугад, рискуя влететь в канаву или сбиться с дороги.

— Смотри, Коля, в оба, я тебе плохой помощник,— обеспокоился и второй путник Иван Семенов. Дорогу он знал неважно: первую зиму работал агрономом в здешнем совхозе.

Шофер отмалчивался, всматриваясь в окно, очищаемое «дворником». И вдруг, резко переключив скорость, газанул. Через какую-то минуту притормозил, а потом снова погнал.

— В чем дело, Коля? Куда торопишься? — удивился Семенов.

— За шпачками гонюсь,— азартно выпалил шофер.— Вон, вон, видишь?

Теперь и Семенов усмотрел в мутной круговерти перемещающиеся черные комочки. Птицы взлетали из-под самого радиатора. Тут-то Николай и нажимал на газ, боясь потерять в снежных вихрях своих поводырей. К счастью, птицы делали небольшие перелеты, указывая дорогу, и машина снова и снова настигала их.

Кому доводилось ездить зимой по казах