Юный Натуралист 1990-11, страница 28

26

Вместе с проводниками поднимаемся на узкое, длинное плато, зажатое между рекой и скалами. Здесь сплошное поле пионов, пересеченное кое-где снежными языками. Не успел я насладиться чудесным видом, как нога моя провалилась в какую-то глубокую, круглую дыру.

— Сурки!— прошептал один из проводников, Турсунбай, расплываясь в победоносной улыбке.

Неожиданно громкий и протяжный троекратный свист раздался впереди: «Фью-фью-фью!»

— Вот он,— сказал Турсунбай, показывая, чтобы я присел.

Я вгляделся, плотное тельце с молитвенно сложенными на груди лапками торчало из травы по пояс. Зоркий проводник, сидя рядом со мной, то и дело показывал мне новых сурков в траве и на камнях. В поле зрения их оказалось до десятка. Дальше мы прошли вверх по ущелью. На протяжении пяти километров встречали нас своим громким чистым свистом сурки Мензбира, расположившиеся по обеим сторонам реки в основном большими группами. Иногда они лежали на одном плоском камне в разных позах и грелись на солнышке. То была их земля, чудесный маленький мирок редчайших животных, облюбовавших себе для жизни именно эти и никакие другие горы.

С этого утра мы начали постоянно наблюдать за зверьками. Плотность сурков тут, на заповедной территории, очень велика, часто более десятка зверьков на гектар. Поразительна доверчивость и любознательность кок-суура. Ближе всего к нашему лагерю на ограниченной валунами поляне жила многочисленная семья. В этой семье был один совершенно черный сурок. Это большая редкость — таких в популяции кок-сууров не более одного на тысячу. Этого сурка мы прозвали Омо. Чернота его была лучше всяких меток, какими обычно помечают животных, чтобы вести за ними наблюдения.

Омо почти никогда не отдыхал. Лишь вечером обычно в одиночестве он минут пятнадцать лежал на самом высоком валуне, ближе к скалам. Мы решили, что ему года два и что пара более пожилых, толстых и ленивых сурков, часто отдыхающих рядом,— его родители. Конечно, это были лишь наши предположения.

Пока мы сидели тихо, сурки молчали. Но стоило нам, приподняться, даже пошевелиться, как поляьга наполнялась громкими криками кок-сууров, чем-то напоминающими голос канюка.

Сурки Мензбира за день посещают норы многократно, иногда одну до пятнадцати раз. Они кропотливо занимаются воспитанием подрастающего поколения и благоустройством своих подземных жилищ. Матери, а позже, вероятно, и отцы кормят сурчат, следят за ними, ухаживают, вылизывают, в общем, занимаются гигиеной, меняют травяные подстилки в норах, расширяют и удлиняют их заблаговременно, с учетом предстоящего пополнения в семье.

Сурки никогда не отходили дальше пятнадцати метров от своих жилищ, а обычно находились около них. Вечером, перед закатом, отдыхающие после дневных трудов кок-сууры лежали прямо над входом в норы на больших плоских камнях. Днем сурки все время ели. В меню у них множество трав: различные луки, тюльпаны, эремурусы, трубкоцветы. Поглощающие пищу сурки не видны в высокой траве, но то и дело они встают на задние лапки и, прижав передние к груди, безмолвно или посвистывая, изучают ситуацию вокруг.

Кок-суур — самый неплодовитый из всех сурков. Ежегодный прирост в среднем составляет два-три сурчонка. Именно это — одна из основных причин сокращения их численности. Качество меха, мяса, жира кок-сууров, на их беду, выше, чем у других сурков в этом районе. Понятно, чем это грозит — браконьеров везде хватает. А в последнее время еще, кроме орлов, лис, медведей, у сурков Мензбира появились новые враги — бродячие собаки. Тысячелетия существовал вид, сохранялся, а тут за десятилетия попал под угрозу исчезновения. Даже немногих отрицательных факторов было достаточно, чтобы нарушить существующее веками равновесие. Для'спасения сурков Мензбира необходимо до минимума сократить эти новые губительные воздействия: браконьерство, нашествие бродячих собак, геологические разработки вблизи поселений кок-сууров (в охранной зоне Чаткальского заповедника они имеются).

Однажды под вечер, когда, спрятавшись за кустом, мы наблюдали за Омо и его братьями, Турсунбай вдруг схватил