Костёр 1960-08, страница 5

— Потанцуй, потанцуй, Алфред. У меня время есть. Люблю- танцы глядеть, — сказал Степка сквозь зубы. — Ну-ка, еще какую-нибудь фигуру покажи.

Мальчишка перестал прыгать, но кулаками возле подбородка водит.

Степка обошел его кругом. Поинтересовался:

— Что, во французском по уху нельзя?

— Нельзя.

— Ну так я по-русски... — Степка замахнулся.

И тут Любка сунулась. Стала между ними.

— Не смей бить человека, — сказала она. — Отрастил кулачищи.

Тут и Гурька в разговор вступил:

— Ха, — сказал он. — Ты, Любка, задаешься очень. • Не понимаю, почему тебе Степка по ушам не надает. Я бы на его месте не Алфреда, а тебя в первую очередь отхлестал.

— Руки коротки,—сказала Любка. Она повела плечами, мотнула косами...

— Дикари вы. Культуры у вас никакой. И у тебя, Гурька, хоть ты из Ленинграда.

Потом она кивнула Алфреду,— мол, пойдем, нечего с ними связываться.

А мы еще долго стояли у поскотины, — у загородки из жердей, которой деревню обносят,

чтобы скотина ночью не вырвалась, не потравила посевы.

Степка шевелил бровью над распухшим глазом. Укушенный, он оказался похожим на Чингиз-Хана.

Гурька спросил:

— Чего ты на этого типа полез?

— Не знаю... Не понравилась мне его рожа...

Но, если правду сказать,—Алфред был красивый. Я знаю, внешняя красота — вещь второстепенная. И всё-таки хорошо быть красивым. Даже моя родная мать и та говорит иногда:

— Ужас, на кого ты похож. Полюбуйся на себя в зеркало. Боже мой, наказание какое...

Зачем мне любоваться в зеркало? Пусть Любка на себя в зеркало любуется, она красивая. Я знаю — я похож на отца, и горжусь. Мой отец был на фронте. Четыре раза ранен. Шесть орденов у него. А сейчас он председатель нашего колхоза. Хоть и некрасивый.

Под вечер мы снова увидели Любку и Алфреда. Они играли в футбол.

Любка была вратарем. Она стояла в старых разломанных воротах. Раньше в эти ворота въезжали телеги, потому что за ними была кузница. Теперь кузница новая, в другом месте, кирпичная. А здесь, вокруг закопченного сруба с просевшей крышей, растет крапива. Лохматая, злая собачья трава. Го-еорят, если из крапивы сделать носки да надеть их на себя, можно вылечиться от ревматизма. Только никто такие носки не вяжет.

Мы, конечно, остановились, любопытства ради. Может, Алфред в футбол играть горазд.

Приготавливался он к удару, как мастер спорта. Положил на мяч камушек для прицела. Разбежался. Бац!.. Ловко, прямо под штангу. Он для'этого ботинки надел.

Любка прыг, ноги врозь, и сидит на земле. А мячик далеко за ее спиной, в крапиве.

Алфред смеется:

— Пропустила, иди за мячом.

Любка полезла в крапиву. Посмотрели мы, у Любки все ноги и руки в больших красных пупырях. Вся обожженная.

Степка молчит. У Гурьки лицо тоскливое.

— Пошли, раз Любке нравится в крапиву лазать, пусть лазает.

Степка стоит, только зубы сильнее стиснул.

Я подошел к Алфреду:

— Ты зачем над Любкой издеваешься? Нашел себе партнера играть в футбол. Она девчонка, - ~—