Костёр 1960-08, страница 9

Удил рыбу. Когда мы приходили на речку смыть свой рабочий пот и пыль, он удалялся, насвистывая. Причем на нас даже не глядел. А однажды, когда Степка наступил на его рубаху ногой, сказал даже:

— Извините, я хочу взять рубашку.

В другой раз, когда Гурька, нырнув, привязал его леску к коряге, он просто отрезал ее ножом и ушел улыбаясь.

Любка, завидев нас, переходила на другую сторону улицы или сворачивала в проулок.

Может быть, так вот и лето прошло бы, но случилась одна история.

Рано утром все мы лежали у кузницы, возле своего трактора, ждали, когда придет из колхозного правления Степка, принесет наряд на работу. Утреннее солнце клонило в сон. Оно будто водит перышком по щекам. Я заметил: если лежишь на солнце, ничего не делая, всегда хочется задремать.

Вдруг все ребята подняли головы. К кузнице шел дед Улан. Одной рукой он опирался на свою вересовую палку, а другой тащил здоровенный яблоневый сук. Он тащил сук с трудом. Колени у него тряслись, голова вздрагивала.

Дед обвел нас взглядом, словно выискивая кого-то.

ЯГ

Турки вы, фреды.

сказал дед.»—Турки... ал-

К кузнице подошел Степка. Он увидел яб

лоневый сук у деда в руках и сразу понял, в чем дело.

— Дед, это не мы, — сказал он. Улан отпихнул его палкой.

— Отойди... Турки вы, — бормотал он. Пустое вы семя. Полова...

Дед заплакал. Старый уже был человек. Даже отлупить нас у него не было силы. Мы бы не сопротивлялись, пусть лупит. А он повернулся и пошел прочь. Старается идти быстро. Ноги его не слушаются, только трясутся пуще, а шага не прибавляют.

— Кто? — спросил Степка.

Ребята молчат.

Степка еще раз спросил:

— Кто?.. — потом начал допытывать поименно.

Гурька рассердился, закричал:

— Ты что за прокурор? Говорят, не лазали, значит, не лазали. Кто к Улану полезет?

— Никто, — согласился Степка. — Не была еще, чтобы к Улану в сад лазали.

И тут Гурька догадался:

— Алфред!

— Алфред! — зашумели ребята. — Айда!

Степка всех остановил*-

— Куда? Нужно его с поличным захватить*

«Ух, Алфред, тяжко тебе придется», — подумал я.

Целый день мы отработали на своем тракторе— возили торф. А вечером все разошлись по садам караулить Алфреда. Мы со Степкой полезли к деду Улану.

Просидели до темноты.

Ночи у нас тихие, слышно, как бревна потрескивают в стенах, остывая. Как коровы жуют жвачку. Как куры на шестах чешутся-Слышно, как цалеко-далеко гудит паровоз, будто тонкой петлей стягивает сердце, и замирает оно от того крика.

Я даже Песню сочинять стал:

«Вы, Алфреды, гады,

Вы, Алфреды, паразиты.

Нет для вас пощады...»

В этот вечер в садах было все спокойно. И в следующий тоже. Зато на третий вечер слышим, раздвигаются в плетне прутья и кто-то нас тихо кличет:

— Эй...

Мальчишка Игорек, совсем маленький, сын колхозного конюха, просунул голову в Уланов сад. Шепчет:

— Эй... бежим, я Алфреда углядел.

Мы через плетень, как козлы,—одним махом.

Игорек бежит между нами, шуршит — рассказывает что-то. Нам некогда слушать. Степка от нетерпения подхватил его на закурки.

Пролезли мы через Игорьков дом к проулку. Игорек доску в заборе отодвинул, показывает.

— Вот он, Алфред, глядите.

Нам в щелку виден весь проулок. Луна

10