Костёр 1962-03, страница 40

взрывом турецкого порохового склада, и снова возвращался к тем колоннам, с которых начал.

Он искал, за что бы зацепиться.

Наконец, он сказал:

— Это неправда.

И сквозь каменные арки, под которыми ко-гда-то проходили древние в дни празднеств, ушел с Верой домой, на свою улочку.

—- Это неправда, — повторил он наутро учителю в школе. — Туда нельзя залезть. Туда никто не мог залезть. И Манолис тоже.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он пробовал, — ответила за

него Вера. — А он лучше всех лазит по скалам и деревьям. Это все знают.

— Но Манолис залез, — с улыбкой сказал учитель. — Это тоже знают все.

Никое нахмурился и опустил черную голову. Может быть, ему стало стыдно перед товарищами и Верой.

— Но как он это сделал?

— У него было то, — сказал учитель, — чего не было у тебя, Никое.

Тогда Никое поднял голову и спросил:

— Что же у него было?

— Знамя.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ-СОБАКИ

Евгений Воеводин

Мой друг — советский журналист — уже несколько лет живет и работает на Кипре, в столице республики — Никозии. Но когда он узнал, что советский теплоход приходит в Фамагусту, то сел в машину и приехал в порт. Он не ожидал, что с этим теплоходом на Кипр приеду и я; тем радостнее была наша встреча.

Друг возил меня по дорогам острова — удивительным дорогам, вдоль которых стоят де

ревья, густо усыпанные апельсинами. Апельсины снимают и складывают в горы, как картошку. Друг читал мне свои стихи:

Апельсины высыпали густо — Сотни солнц на кончиках ветвей. Вот такой, наверно, амагуста, Ты и будешь в памяти моей.

36