Костёр 1962-03, страница 51

Пробежав повестку беглым взглядом, я не придал ей большого значения. «Зайду, так и быть, на минутку к этому «важнейшему» Обуху — и скорее на работу, в редакцию. Нужно мне готовить пятый номер».

Вначале все шло хорошо.

Следователь по важнейшим делам Цезарь Иванович Обух-Вощатынский встретил меня как своего лучшего друга. Был он экспансивен, плешив и вертляв. Лицо подвижное, приятное, как будто совсем не чиновничье. Пожав обеими руками мою руку и усадив е монументальное кресло, он долго с умилением глядел на меня, словно не мог наглядеться,

Потом выдвинул ящик стола и достал оттуда глянцевитую папку, в которой я увидел мой «Сигнал», весь испещренный какими-то красными черточками, значками, завитками, пометками, образовавшими на каждой странице затейливый и красивый узор.

Обух-Вощатынский отозвался о «Сигнале» с такой похвалой, что казалось, он и сам был бы счастлив сотрудничать в этом превосходном издании.

По его словам, больше всего ему полюбились стишки Ольги Чюминой, шельмовавшие тетку царя, великую княгиню Марию Павловну, знаменитую своим распутством и хищничеством.

— Или вот это... на первой странице... портрет государя... не правда ли...? И вот это... о шпионе Рачковском?

— Простите!—прервал я его. — Но нельзя ли мне зайти послезавтра? Сегодня я ужасно тороплюсь...

Минутку!—сказав он, приятно осклабившись — Проклятая должность... уж вы не сердитесь. . вынуждает меня предъявить вам обвинение в оскорблении величества (сто третья статья), в оскорблении членов императорской августейшей семьи (сто шестая статья), в потрясении основ государства (сто двадцать восьмая статья).

До свидания, —

Я

о

— сказал я как можно учтивее. — Очень рад познакомиться, но мне нужно спешить. Ведь четвертый номер в типографии.

Он посмотрел на меня, как любящая мать на ребенка, который по детскому своему неразумию требует, чтобы ему дали луну.

— Ваши преступления, — сказал он задушевным и вкрадчивым голосом, совершенно не соответствовавшим смыслу его неласковых слов, — ваши преступления так тяжелы и серьезны, что для обеспечения вашей явки к суду, прокурор Камышанский — извините, пожалуйста, — приказал взять вас под стражу... если, впрочем, вы не согласитесь представить залог в размере десяти тысяч рублей.

Десяти тысяч?

показал ему свои одна трехрублевка. — В таком случае...—

кошелек, где ютилась

— и мои новый приятель нажал (как я позднее догадался: коленом) невидимую кнопку звонка, прилаженную где-то под столом.

Вошел служитель в мундире с зелеными канта м и:

Пожалуйте!

В сто седьмую!—сказал с грустной улыбкой Обух и приветливо помахал мне рукой,как делают великосветские люди, прощаясь на перроне вокзала с друзьями, уезжающими на Кавказ или в Ниццу.

Я пошел за служителем по бархатным мягким коврам коридора. Потом ковры сменились простыми дорожками. Потом кончились совсем, и мы зашагали по голым доскам. Потом на пути у нас, загораживая весь коридор, встала стеною решетка. В решетке была проделана узкая дверь. По ту сторону, у двери, стоял стол. Там, в полутьме, поджидали меня какие-то молчаливые люди, которым и сдал меня зеленый служитель. Покуда один из них расписывался в принесенной служителем книге, другой, щеголеватый и юный, с холеным, скучающим, красивым лицом Бонапарта, негромко произнес:

— Руки вверх!

Я оглянулся, не зная, что он обращается с этой командой ко мне. Он повторил ее снова с прибавлением нескольких крепких ругательств, произнесенных без злобы, даже с какой-то тоской. Видно было, что он очень устал и что мы, арестанты, смертельно надоели ему.

Я поднял руки. Бонапарт обшарил меня, как мошенника, и, не найдя ничего, кроме бутерброда, карандаша и кошелька с трехрублевкой, брезгливо уложил все это добро в мою шапку, принесенную кем-то снизу (вместе с моим пальто и галошами) и крикнул в гулкую коридорную темень:

Сто седьмая!

А-а-я! —откликнулось эхо.

И вот я сижу в тюрьме, в знахменитой Предварилке на Шпалерной, в сто седьмой одиноч-

о

нои камере.

Сижу и не знаю, что в газете «Русское слово» от 5-го декабря 1905 года напечатана такая заметка:

«2-го декабря вечером (на самом деле днем. К. Ч.) был арестован издатель иллюстрированного сатирического журнала «Сигнал» К. Чуковский; для освобождения от ареста от него потребовали залог в сумме тысяч рублей. Привлечена к уголовной ответственности О. Н. Чюмина, поместившая в «Сигнале» свое стихотворение» и т. д.

О том же сообщали и другие газеты.

45

щ