Костёр 1966-12, страница 38

Константин

Игнатье

вич, — решившись, начал он. Это я неизвестное лицо, которое забралось в вашу реквизиторскую.

— Да ну?.. Интересно! А не объясните, зачем?.. Что побудило?

— Мы искали Рембрандта. ...Похищенный шедевр великого голландца.

— Вот как?! В бутафорской провинциального театра?..

— Да, — Адриан с ужасом почувствовал, что уши его сделались цвета спелого помидора.— А теперь мы знаем, кто вы такой и нам стыдно. Вот я и пришел...

Оказывается, Марсельезин дедушка умел слушать других. Он молча опустился в кресло. И Адриану, во второй раз в этот день, пришлось рассказывать почти всю историю сначала, а главное, признаваться в том, что они так плохо подумали о реквизиторе и еще о том, как их укорил за это товарищ Залесский из губиспол-кома.

— Извините нас, Константин Игнатьевич, закончил он. — Мы поступили как глупые...

— Да нет, не совсем... — Неожиданно и как-то задумчиво произнес Марсельезин дедушка.— М-да, любопытно... Только вот разумнее было бы обращаться к взрослым. Ну, а сведения о моей революционной деятельности сильно преумножены.

— Все равно, — сказал Адриан.

— Знаете, милостивый государь, — Константин Игнатьевич улыбнулся, — а я когда-то участвовал в суде присяжных. Чистосердечное признание вины всегда учитывалось правосудием. Ну, а ваша неоспоримая вина — ваши годы. Ну-с, за сим... очень рад...

— Я уезжаю, — почему-то вдруг сказал Адриан.

— Куда же, можно полюбопытствовать?

— В Ленинград. Там мой папа. Мы все уезжаем.

— Вот как! Я тоже провел молодые годы в этом прекрасном городе. Да нет, не в Ленинграде, разумеется. В Петербурге. Кадетский корпус там окончил... Давно это было. Бог с ним, со старым... А полотно, которое вы приня

ли за рембрандтовское, принадлежит кисти Чикильдеева. Есть здесь такой. Так сказать— местная богема.

— Я его видел, — сказал Адриан.

— М-да, так вот, он мне однажды и притащил в театр эту картину. Ну, и купили для сцены... А я, признаюсь, и не знал, что мотив навеян Рембрандтом. Так вот, отчасти и я вам должен быть благодарен. Ну что же... — Марсельезин дедушка поднялся с кресла. Сделал он это не сразу. Сперва уперся руками в подлокотники, потом нажал на них и словно взлетел вверх. И уже опять стоял перед Адрианом худенький и сухой, как щепочка.

— Рад был поближе познакомиться, хотя и при необычных обстоятельствах. А вообще мой вам совет на будущее: не следует думать плохо о человеке, пока не убедишься, что он того стоит. — Он пошел к выходу, и, отворив дверь, позвал Марсельезу.

— Смею тебя заверить,— сказал ей дедушка, — что твой

друг вполне добропорядочный молодой человек и заслуживает доверия. Ну-с, до свидания, молодой человек. — И дедушка заспешил назад.

— Твой дедушка умный, — тихо сказал Адриан, когда они остались одни. — А я уезжаю...

— Я знаю. Ты куда сейчас?

— Никуда. А ты?

— Хотела погулять. Хочешь, пойдем вместе?

Адриан кивнул.

— Дедушка, — крикнула Марсельеза. Мне мама велела купить нитки. Я пойду. Хорошо?

— Иди, Марс, только не надолго. Мама вернется в восемь. Будь дома!

Мальчишек на улице не было, и никто не кричал им вслед про жениха и невесту.

Марсельеза спросила:

— Так и не нашли картину?

— Нет, — Адриан помотал головой.

Она вздохнула.

— Ерунда, — сказал Адриан. —Ее тут и не было, а может, и нигде нет. Жулики всех провели.

34