Костёр 1967-01, страница 50

Костёр 1967-01, страница 50

Советская армия охраняла и людей, уставших за день. В палатке и так-то спать не очень удобно, но если еще за брезентовой стенкой кто-то начнет кричать или включит транзистор, то станет совсем противно. Поэтому по улицам до рассвета шагали солдатские патрули.

Воскобойников:

— У каждого дома горел костер. Костры жгли вдоль всей улицы, прямо на проезжей части. У ближнего огня грелись женщины. Тут же на раскладушках спали их дети. Любители музыки слушали по транзисторному приемнику передачу «Маяка». Как-то ночью подошли мальчишки, стали ворошить костер, подбросили в огонь часть этажерки.

— Спать-то охота? — спросили мы этих мальчишек...

— Не, мы всю ночь сегодня не спали, — похвастался один.

•— И следующую тоже не будем спать, — сказал другой.

— Кстати, о мальчишках, — вспомнил Голявкин. — «Я вчера записал гул на магнитофон»,— заявил мне один расторопный школьник.

Я посмотрел на него с интересом. Надо знать этот жуткий гул, надо его слышать. Мало кому придет в голову его записывать. Я слышал этот гул однажды в Душанбе. Как гроза, но глухая, сдавленная, идущая снизу, под землей... Гроза под городом. Треск, пыль в домах. Нет, мне в голову не пришла тогда идея его записывать.

Я мучительно думал, как же ташкентский парнишка записал этот гул. Ждал? Не спал всю ночь, что ли?.. Не мог же он знать, в какой день произойдет сильное землетрясение. Выходит, он охотился за этим гулом. Но это же невероятно...

Прослушать эту своеобразную музыку я почему-то не пожелал, хотя мальчик и выказал такую готовность.

— Записывай, — сказал я ему, пораженный, — записывай!

— Буду записывать! — пообещал он мне на прощание.

Арро:

— Историю ташкентского землетрясения можно, пожалуй, проследить по вывескам, плакатам и объявлениям. Вот некоторые:

«Дом аварийный. Не входить!»

«Баня не работает». «Лекция отменяется». «Концертов не будет».

«Потерявшие жилье студенты и профессорско-преподавательский состав вместе с членами их семей приглашаются на жительство в спортивном зале».

«Ташкентцы! Все силы на борьбу с последствиями землетрясения! С нами вся страна!»

«Всем студентам филфака явиться к 9 утра в рабочей одежде».

«Состоится лекция». «Баня работает». «Во дворе есть плов».

— Еще такое, — вспомнил Голявкин, — полотнище через всю улицу: «Ташкентцы! Пусть те, у кого есть возможность, предоставят свой кров своим согражданам!»

И тут Владимир Арро рассердился:

— В те дни газеты помещали много волнующих материалов о Ташкенте. Ташкентцев хвалили — за мужество, организованность, дружбу. Правда, некоторые журналисты слишком уже умилялись: «Смотри-ка, сам выбежал, да еще больного соседа вынес». Или: «Ай да молодец, потеснился и чужую семью впустил. Понимаете, чужую!» Или еще: «Целый день бесплатно работал! Это же герой!»

Но чему тут, собственно, удивляться? Разве у наших людей нет опыта больших испытаний?