Костёр 1967-09, страница 66

В несколько прыжков я очутился в своей комнате... Да это же мой тритон!

— Это не крыса, мама! — обрадовался я,— это у меня тритон плавает! Ура! Ах, ты мой тритон-Харитон!

Не сразу мне разрешили держать тритона. Мама все боялась за золотых рыбок и грозилась его выбросить. Но я знал, что сама она побрезгует до тритона дотронуться, и не очень беспокоился.

Тритон остался у меня. Имя я дал ему — Харитон. Стал думать, как и чем кормить. Было бы лето — принес бы ему земляных червей.

Я сделал набег на кухню и утащил у мамы немного мясного фарша. Только что пропущенное через мясорубку мясо было похоже на

розовых червей.

Сперва Харитон испугался, а потом, когда я поднес к его носу мясную трубочку, раскрыл широкий рот, будто улыбнулся, и цап! Съел!

И с этого дня стал Харитон быстро поправляться. Ел он не только мясо, но и рыбий корм — муравьиные яйца и дафний.

Как только в школе узнали, что у меня есть оживший тритон — не стало отбоя от посетителей. Весь шестой «а» и шестой «б» перебывал у меня. Наш учитель зоологии Василий Илларионович спросил меня на перемене:

— Это верно, что ты... э-э... нашел тритона?

— Верно.

— И был он... э-э... совсем замерзший?

— Совсем! В ледышку!

— И... э-э... ожил?

— Ожил, да еще как ожил! Он живее живого стал!

Я видел, что Василий Илларионович не верит мне и это было очень обидно. Я еще никого не обманывал.

— Если это на са-

ным, не закрепленным документально. Наука... э-э... словам не верит. Ей нужны факты!

Очень меня расстроил этот разговор. Откуда же мне знать, что наука не верит простому рассказу! Ребята же верят мне!

Так прошло недели три. Харитон сильно изменился. Спинка стала яркой, оливково-зеле-ной, пятна на ней черно-коричневыми, а брюшко бледно-оранжевым. И вот что еще получилось! У него стали отрастать потерянные лапки и конец хвоста. Сперва бугорки показались, потом как бы палочки выросли, а там и пальцы растопырились. И стал мой Харитон опять с двумя лапками и двумя ногами. А вдоль спины поднялся гребень. Красавцем стал—хоть куда!

Ребята приходили смотреть и'завидовали.

Узнавал ли он меня?.. Вот уж и не знаю. Мне-то кажется, что узнавал. Как подойдешь — на задние лапки становится, как кошка. И рот разевает, есть просит. Ужасно был ненасытный.

А как весна подошла, стал мой Харитон такой беспокойный, такой шаловливый, что пришлось его отсадить в другой аквариум: совсем рыбок загонял, все хвостом норовил их шлепнуть.

Потом настало лето. Мне надо было в пионерский лагерь уезжать. Оставить Харитона или не оставить? Будет ли мама за ним смотреть? С собой взять — дело сложное. Это не щенок. Ему вода нужна, особый корм. Не хо-

мом деле так,

за

скрипел Василий Илларионович,— то ты поступил неверно.

— Как неверно?

¹— Если это в самом деле так, — нажимая на «в самом деле» повторил учитель, — то следовало тебе принести его ко мне, в крайнем случае, в наш живой уголок. А то факт научной ценности остался непроверец-

телось мне отдавать его в наш живои уголок, да пришлось. Восьмиклассник Дима обещал следить за ним. Не очень я доверял Димке, но что будешь делать!..

Вернулся в августе — пришел в школу. Нет Харитона! А Димка говорит, что тритон, мол, заболел и подох. Он его и выбросил на помойку. Чуть я с ним не подрался тогда.

А знаете, я все-таки думаю, что тритон мой живой. Уж если он зиму пережил без лапок и хвоста, если его мороз не убил, то уж будьте спокойны! Мой Харитон просто притворился, что болен. А из помойки он, наверно, уполз в канаву и живет себе, поживает.