Костёр 1969-06, страница 52

Либо не от него, — закончил Конник. — Название песни называется «Корюшкин глаз».

— Это песня так называется? — Алиса старалась сделать вид, что ей очень интересно.

— Да нет же, вы не поняли, — с некоторой досадой сказал Конник. — Так называется название. А само название по-настоящему — «Древний-древний старик».

— Ага, значит, это песня про древнего-древнего старика?

— Нет. Одно дело название, другое дело — про что песня. Это песня про то, как, почему и посредством чего. Понимаете?

— Что ж это за песня такая? — проговорила Алиса, окончательно сбитая с толку.

— Всему свой черед, — сказал Конник. — «На калитке верхом» — вот какая это песня. А музыку к ней я придумал сам.

С этими словами он остановил коня и отпустил поводья.

Одной рукой неторопливо отбивая такт, он светло и мягко улыбнулся, словно мелодия, которую он затянул. доставляла ему большую радость.

Изо всех невероятных зещей, виденных и слышанных во время ее путешествия по Зазеркалью, эту песню помнила она лучше всего и дольше всего. Много лет прошло с тех пор, а в памяти ее эта сцена вставала как живая: кроткие голубые глаза Конника, предзакатное солнце, горящее в его волосах, яркие солнечные блики на его доспехах, медленно выступающий конь (он щиплет траву у ее ног, потряхивая поводьями), длинные черные тени леса, — все это так и запечатлелось у нее в памяти. Она прислонилась к дереву, глядя из-под руки и слушая как в полусне грустную мелодию.

«Но музыку вовсе не он придумал, — подумала она тогда. — Это «Я отдам тебе все, что еще я могу». Она стояла и слушала очень внимательно, но плакать — либо от восторга, либо не от него — ей вовсе не хотелось.

Расскажу тебе все. Будет песня звонка И написана четким стихом.

Встретил древнего-древнего я старика, Что сидел на калитке верхом.

«Как сумел ты так долго прожить, борода? Как ты дожил до этаких лет?»

Он ответил, и тихо журчал, как вода, Этот смутный, невнятный ответ.

Он сказал: «Стаю бабочек я подстерег, Что дремали, забравшись в подвал,

Понаделал из них буреьещих сорок И на каждом углу продавал.

По особой цене я снабжал моряков, В бурном море ведущих суда.

Что же делать? Продажей таких пустяков Наскребешь и на хлеб иногда».

Ну, а я в это время продумывал, как Учредить зелененье бород

И раздать веера, чтобы скрыть от зевак Эту новость на годы вперед.

Я влепил старику здоровенный щелчок, Не придумав достойный ответ,

И опять закричал: «Расскажи, как ты смог. Как ты дожил до этаких лет?»

Непонятен был смысл его смутных речей. Он сказал: «Я бродил среди гор,

И как только встречался мне горный ручей, Я совал его тотчас в костер.

Выходила из этого нужная смесь — «Блестелин» для начистки ножей.

Исчислялся доход мой от этого весь

То ли в пять, то ли в десять грошей».

Ну а я все обдумывал, может ли быть

Колотушками кто-нибудь сыт И как часто его надо будет лупить,

Чтобы он был упитан на вид. Я схватил старика и затряс, как мешок,

Так что он посинел и поник, И опять закричал: «Расскажи, как ты смог, Как ты жив по сю пору, старик?»

Он сказал: «А случалось, и корюшкин глаз

В ясный полдень выуживал я, И из этого глаза в полуночный час

Делал пуговичку для белья. Золотой не отвалят за этот пустяк,

Не отвалят тебе серебра, Заработаешь разве что стертый медяк, Если в нем в серединке дыра».

«То, глядишь, отыскал пирога уголок,

То изюминку в булке, то две, То нечаянно жук попадется в силок,

То найдешь колокольчик в траве. Так, с того да на сё, жизнь я прожил свою

И под старость стал даже богат. И за ваше здоровье, почтеннейший, пью! Очень рад, очень рад, очень рад!»

Эти речи я все же поймал на лету,

Но зато рассчитал не вполне, Как мосты сохранять, кипятя их в спирту,

За отсутствием спирта — в вине. Я «спасибо» сказал, сколько раз — и не счесть,

И за повесть, как он богател, И особо за то, что он пил в мою честь, Хоть не пил он, а только хотел.

И теперь, если локти я в клей обмакну,

Если стукнусь об угол плечом, Не на ту себе ногу сапог натяну,

Или палец порежу мечом, Я, конечно, всплакну потихонечку, но

Не по поводу всех этих дел, А по том старике, что качался смешно,

48