Костёр 1969-06, страница 51

. е

— Надо бы завести одну

такую, — озабоченно сказал Конник. — Или даже парочку.

ч Помолчав немного, он вдруг сменил тему разговора.

— Я, знаете ли, очень ловко умею изобретать. Вы, надеюсь, заметили, когда любезно помогали мне подняться, что я был погружен в глубокую задумчивость.

— Ив песок, — сказала Алиса.

— А все потому, что как раз в этот момент я изобретал новый способ проходить через калигку. Хотите знать, какой?

— Да, очень, — учтиво ответила Алиса.

— Я расскажу вам все по порядку, — сказал Конник.— Мне вдруг пришла в голову мысль: «Голова и так достаточно высоко. Она через калитку пройдет. Вся трудность в том, чтобы через калигку прошли ноги». Теперь представьте себе: я упираюсь макушкой в верхнюю перекладину калитки — голова как раз на этом уровне — затем становлюсь на голову, и вот ноги тоже достаточно высоко, чтобы пройти через калитку. Через. Понимаете?

— Что через, а не сквозь, я понимаю,—озабоченно сказала Алиса. — Но вы не думаете, что это слишком сложно?

— Я еще не испробовал, — серьезно ответил Конник. — Пока ничего определенного сказать не могу, но боюсь, что это, может быть, и не просто.

Он как-то сразу сник, и Алиса решила быстренько заговорить о чем-нибудь другом.

— Какой у вас интересный шлем! — весело сказала она. — Это тоже вы изобрели?

— Да, я. — Конник гордо поглядел на шлем, притороченный к седлу. — Я еще лучше шлем изобрел. В виде сахарной головы, такой высокой. Бывало, надену его и только начну падать с коня, а шлем уже втыкается в землю. Так что мне самому лететь уже почти не приходилось. Одно плохо: в него можно было провалиться. И однажды я провалился. И тут, представляете, как на грех, подъехал другой Белый Конник, поднял мой шлем и надел. Он решил, что это его шлем.

Конник говорил вполне серьезно, и поэтому Алиса изо всех сил старалась не расхохотаться.

— Боюсь, что вам пришлось его побеспокоить, — сказала она дрожащим от смеха голосом.

— Конечно, мне пришлось трахнуть его ногой по голове, — все так же серьезно продолжал Конник. — Он сбросил шлем и убежал. А я бился несколько часов, чтобы выбраться оттуда. Я бился... как лев!

— Но ведь это «биться» совсем в другом смысле, — возразила Алиса.

— Я бьюсь во всех смыслах, — покачал головой Конник. — Во всех, уверяю вас!

Он взмахнул рукой, но тут же скатился с седла и глубоко уткнулся головой в какую-то яму.

Последние минуты Конник держался совсем прилично. Поэтому его падение застало Алису врасплох. Вдобавок, она испугалась, что на этот раз он сильно ушибся. Но, подбежав к яме, из которой торчали его ноги, она с облегчением услышала, что, стоя на голове, он совершенно спокойно продолжает разговор.

— Я бьюсь во всех смыслах, — говорил он. — А с его стороны было по меньшей мере легкомысленно надевать чужой шлем, тем более когда внутри шлема его настоящий хозяин.

— Как вы можете так спокойно рассуждать, торча' вниз головой!—сказала Алиса, вытаскивая его ноги из ямы на кучу песка.

Конник очень удивился.

— А при чем тут положение тела? — сказал он. Ход мыслей от этого не изменяется. По правде говоря, чем дольше простоишь на голове, тем хитроумней штуку изобретешь.

— Самое лучшее мое изобретение, — продолжал он, немного помолчав, — это третье, я изобрел его, когда ел второе.

— Как раз вовремя, чтобы его успели приготовить,— сказала Алиса. — И то, наверное, пришлось поторопиться?

— То-то, что не вовремя, — Конник призадумался. — Даже вовсе не вовремя.

— Ну, так приготовили бы назавтра!

— То-то, что и не назавтра, — Конник опустил голову. — По правде говоря, его не приготовили вообще. По правде говоря, его никогда не приготовят. Но это очень хитрое третье, и 'его очень трудно было изобрести.

Бедный Конник совсем пал духом.

— А из чего его надо делать? — спросила Алиса, надеясь приободрить Конника.

— Сначала надо смять бумажку, — всхлипнул он.

— Боюсь, что это немножко не то...

— Конечно, само по себе не то, — оживляясь, пере

бил Конник. — Но вы представить себе не можете, как все изменится, если подмешать пороха и сургуча. Но тут я должен покинуть вас. Мы дошли до конца леса.

Алиса не ответила; она все еще думала о третьем.

— Вы опечалены, — заволновался Конник. — Разрешите мне утешить вас песней!

— Она длинная? — спросила Алиса. На ее долю в этот день и так пришлось слишком много стихов.

— Она длинна,—ответил Конник, — но зато прекрасна. Все, кто слышал ее, плакали либо от восторга, либо...

— Либо от чего? — спросила Алиса, потому что он внезапно умолк.

47