Костёр 1969-08, страница 44

Костёр 1969-08, страница 44

о

днажды мне случилось, как говорится, быть на волосок от смерти.

Давно это было. Полвека тому назад. В Эстонии шла гражданская война — буржуазия пыталась захватить власть в свои руки. И захватила — с помощью иностранных интервентов и капиталистов, которые щедро снабжали белогвардейцев оружием, обмундированием, деньгами и всем необходимым. У рабочего класса тогда было мало сил. Надо было воевать, а патронов и оружия не хватало, не хватало и солдат. Вот поэтому буржуазии и удалось задушить в Эстонии советскую власть, — к счастью, не навечно...

Несмотря на тяжелые поражения, лучшие сыновья нашего народа, коммунисты, не прекращали борьбы. Они вынуждены были действовать в глубоком подполье. Ловко скрываясь от сыщиков и полицейских, они организовывали забастовки, распространяли революционную литературу, листовки, журналы. Действовало несколько тайных типографий.

С одной из таких типографий и связана моя история.

Сколько мне тогда было лет? Ну, не больше шестнадцати. К нам домой, на фабричную улицу, часто приходили подпольщики. Отец у меня давно умер, и мы жили с матерью вдвоем. Мать работала на фабрике «Ситец», а я — посыльным мальчиком в «Крулли». Иногда мне приходилось выполнять поручения подпольщиков: относить письма, провожать кого-нибудь в другую квартиру, приносить из магазина табак или продукты.

Правда, все это были пустячные дела. Для шестнадцатилетнего парня, полного сил и энергии, они не составляли никакого труда. А мне хотелось чего-то настоящего!

Вот тогда-то и случилась эта история с типографской краской.

Помню, как-то вечером, в середине октября, к нам пришел один из подпольщиков, которого все называли Дедом. Он не был еще стар, но носил седую длинную бороду, отчего, видимо, и получил такое прозвище. Дед любил рассказывать всякие истории. Вечерами, бывало, начнет вспоминать разные случаи из своей жизни, как ловко они с товарищами водили за нос царских жандармов или как он бежал из сибирской ссылки, — я мог слушать его бесконечно, затаив дыхание. Рассказывая, он все время смешно двигал густыми черными бровями, и следить за этим, помню,

НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

рассказ старого революционера

Ральф Нарве Рисунки С. Острова

мне было так же интересно, как и слушать его рассказы.

Так вот, однажды вечером к нам пришел Дед и поспешно прошел в крайнюю комнату. Там его ждали двое наших людей. Они о чем-то долго вполголоса совещались, но я толком не мог разобрать, в чем дело, а только понял, что произошла какая-то неприятность.

Через некоторое время скрипнула дверь, и Дед вышел в переднюю. Будто что-то обдумывая, он долго разглядывал меня и наконец про

изнес: - Ну, Такое очень-то ми — ты

малыш, здравствуй! обращение мне не нравилось. Судите са-тебе шестнадцать лет и считаешь себя почти

взрослым мужчиной, а тебя всё еще называют «малышом».

Наверно, моя обида отразилась на лице, потому что Дод вдруг добродушно улыбнулся, пошевелил бровями и ласково потрепал мои волосы.

— Слушай, Каалу,—сказал он, — есть для тебя одно задание. Только не знаю, справишься ли?

«Опять передать письмо или что-нибудь подобное», — подумал я и ответил безразлично:

— Ладно, постараюсь!

Тут Дед посерьезнел и сказал:

— На сей раз дело не шуточное, да еще и опасное. Можешь нарваться на сыщиков. То-то и оно.

— Ерунда, — продолжал я в прежнем тоне.

Но Дед осадил меня почти сердито:

— Тут партийное дело, понимаешь. С таким не шутят.

Потом он коротко мне все рассказал. Оказывается, охранке стало известно об одной тайной типографии в Лиллекюла. Каждую минуту туда может нагрянуть обыск... Правда, типографию удалось спрятать — полиция осталась Но какие-нибудь следы могли остаться, случай надо проверить. Сегодня утром улице были схвачены и арестованы две женщины этого дома. Они, конечно, никого не выдадут, это можно ручаться. А вот если при обыске что-нибудь обнаружится, им не поздоровится. Надо позаботиться, чтобы против этих двух женщин не было улик. Дом со всех сторон окружен.

— Может, тебе удастся проскочить мимо сыщиков, — продолжал Дед. — Ясно?

— Ясно!..

с

На на из за

носом, всякий

40