Костёр 1969-09, страница 28

ой. Проваливаю, пока не поздно, из добровольного общества «Спартак». Добровольно побитый, улепетываю добровольно... Сколько я ни вкладывал душу в удар, а вложили мне. В «Спартак» я не вернусь. Ни к Клочкову, ни к Азимову не собираюсь.

Подходит отец к моей кровати, смотрит на меня с сожалением.

— Неужели перчатками можно так разукрасить?

— Я и сам об этом не подозревал.

— Мягкие перчатки, а у тебя даже уши распухли.

— Выходит, жесткие.

— Мать была права.

Отец собирается на работу. Кладет в карман бутерброд, который каждый раз приносит назад.

Я, охая, встаю.

Теперь косит меня.

— В нашей семье теперь двое косых,— слышу голос отца, — очередь за мной. Косая семейка, парад косой семейки, каково?

— Не болтай глупости, — говорит мать.

— Счастливо оставаться!

Хлопает за отцом дверь.

— Меня, между прочим, совсем не косит,— слышу я голос матери, — и нечего надо мной подтрунивать. А ты сам себе заработал, ты слышишь меня?

Заваливаюсь снова на постель.

В свое время я читал и перечитывал любимую книгу «Бокс и боксеры» и, колошматя

мешок, подвешенный к электрическому проводу, я думал, что готов к боям. А после первых тренировок в «Спартаке» тем более... Уверенность из меня перла, а что вышло? Первый же 6o|i оглушил меня, смял, уничтожил. Так выходит. Противник мне попался сильный, но я ведь был готов к ЛЮБОМУ противнику! Выходит, я не был готов, мне казалось. Как же разобраться в таком случае: что кажется и что есть на самом деле? Не может быть, чтоб мне

только казалось. Все мне только чудится? Нет, дудки, если уж кажется, то так оно и

есть, загвоздка тут в другом. Ну, а если у меня неверное чутье? Кажется одно, а получается другое? Тогда беспрерывное сплошное невезенье. На смех людям. Может такое быть? А почему бы и нет. Не то человек делает, не то и выходит. А кто то делает? Что значит то? Я вот сейчас чувствую, что в бокс не вернусь, ни за что не вернусь...

Рассуждая, я машинально отколупывал кусок засохшей краски, кусок моей росписи, пока он не отлетел. Под ним проглянули обои, но я скоблю ногтем дальше, словно добираюсь до клада или хочу проткнуть пальцем стену насквозь. Скоблю и скоблю без всякого смысла, просто так, и, вижу, проступают буквы. Под обоями газета, и^# я начинаю действовать осторожно, чтобы прочесть, что там написано. Мне вдруг показалось, что я должен непременно прочесть, что за слова под обоями, во что бы то ни стало. Обои приклеены намертво. Но уже проступило слово, полустертое, но четкое своим смыслом «бились».

Скоблю в нетерпенье и спешке. Ага! Есть!., «бились до конца»... А дальше? Кто бился? И до какого конца? Досада! Ах, беда, испортил все, испортил, стер слова...

— Что ты делаешь со стеной? — спрашивает мать из той комнаты.

— Что можно сделать со стеной, — отвечаю раздраженно, — ничего с ней никогда не случится.