Костёр 1969-10, страница 16

— Постой-ка! Куда ты это тащишь? — с удивлением спросил Эрнст Тельман.

— На баррикаду!—ответил мальчик и добавил: — Помоги мне, пожалуйста, дяденька!

Тельман поднял на плечи корзину вместе с мальчиком.

Позже, внимательно осмотрев баррикаду и прощаясь, он сказал начальнику группы:

— Не забудь, товарищ, вовремя отвести в безопасное место этого парнишку.

Бои шли уже во многих районах города. Однако подоспели правительственные войска. Рабочие отступили в полном порядке, сохраняя людей и пряча оружие.

«Исход борьбы, — написал Тельман всем комму* цистам Гамбурга, — не должен лишать нас мужества».

Коммунистическая партия перешла на подпольную борьбу.

В октябре 1925 года в Берлине открылась первая партийная конференция КПГ. По важности своих решений она имела значение партийного съезда. «Когда Тельмана избрали председателем партии, —вспоминает коммунист Альфред Вернер, — раздались, такие бурные овации, что, казалось, не выдержит зал».

Как только фашисты пришли к власти, они оторвали вождя о? его партии.

Склонив голову, Тельман сидит за столом. Эту фотографию сделала в Ганноверской тюрьме дочь Тельмана Ирма в 1937 году Фотоаппаратом „Колибри".

«Когда мне удалось сделать несколько снимков, которые были так важны для товарищей по партии и, естественно, для нашей семьи, вся моя забота была направлена на тс, чтобы доставить пленку в надежное место.

К сожалению, негативы и все фотографии были потеряны после моего с реет а. Только один снимок сохранился. Я его отдала тогда одному гамбургскому товарищу, который мне его вернул после 1945 года».

СТРОКИ, НАПИСАННЫЕ

В ТгЭРЬМЕ

«Мы живем в такое время, когда ценность представляет только борющийся человек».

«Дорогая Ирма, тебе не нужно стыдиться того, что твой отец вынужден ныне сидеть за тюремной стеной. Я плоть от плоти немецкого рабочего класса и потому я его сын».

«Человеку, на которого обрушилась судьба, не пристало унижать себя раскаянием и смирением».

В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, когда я готовил этот материал, вдруг зазвонил телефон. Говорил мой немецкий друг Роберт Бюхнер.

Он находился в Москве. С восторгом говорил мне о столице. Сравнивал с Москвой 1933 года, какой он знал ее, когда учился в Ленинской школе Коминтерна.

А я вдруг вспомнил, что Роберт, вернувшись в Германию, был схвачен гестапо и некоторое время находился в Моабит» ской тюрьме — в той же, где и Тельман.

И я попросил его рассказать об этом времени.

— Я попал в Моабит в тысяча девятьсот тридцать пятом.,.

Там содержали не только политических заключенных, но и уголовников. Некоторые уголовники разносили пищу, уби-

14