Костёр 1969-11, страница 39

не скажи. Я — Ню-ше: как же ты это себе позволяешь? А она с таким сердцем:

— Душу выпилили родители драгоценные. Бить уж не смеют, а нудят. Ушла б из дому, не оглянулась.

Говорю ей: мол, замуж очертя голову пойдешь — себе назло; родителей уважать надо, не будет других. А сама думаю: разбери тут, кто виноват? Сызмалу, пока ребенку всякое дело в охотку, приучить не позаботились, набаловали, .а выросла — требуют, ругают, да еще, бишь, били. Озлилась, конечно, и теперь уж самостоятельная — восемнадцать, и понимать может, а не хочет,

злость ум застит. Как бы и с Тасенькой не получилось этого.

Вода не шумит, посуда вымыта. Прасковья Даниловна взяла полотенце и села, перетирать и сидя можно. Эстрадного концерта не слышно— кончился или выключили, — звонко стрекочет Тасенька:

Ишь как весело. А мы смолоду глупостей не пели? Такие уж были сурьезные, как в шестьдесят? Забыли, да ни за что их ругаем, разговоры про эту этику разговариваем, надоедаем, а как ее, эту самую этику, делать?

Тасенька вдруг схватилась:

— Ой, уже пора мне. А то попадет.

И уходила нехотя, прощалась раз, и другой, и третий...

Затихла квартира.

Прасковья Даниловна открыла бал* кон, внесла в комнату одежду и стулья*

— Оставь, утром уберем, — виновата сказал Александр Степанович. — Уста* ла ведь, куда ж на

антресоли еще лазать. Ты почему Тасеньке не сказала?

— А ты почему не сказал? Александр Степанович хмурится:

Да ведь как-то неловко. Что ж она не видит, не понимает?..

— А мне того неловче, самой просить

Ну, «Люблю я макароны» —не слыхал? помоги. И жалко девчонке веселье сбивать. Да

Мотив хороший, а слова какие-то... Мы сами с Белкой и Лешкой придумали интереснее. Я тебе спою:

Куплю я мотоцикл,

Хоть говорят, что он меня погубит,

Куплю я мотоцикл,

Хоть мамочка моя его не любит.

Голос славный, поет приятно, какая-то.

Нет, я тебе другой куплет:

Заправлю бак бензином, Сам сяду на седло. Поймет она всем сердцем, Какое это чудо, Хотя сломался тормоз И нас уж понесло.

Смешно, да?

а глупость

еще подумаю, что она, как матери, прогундосит: «Се-ейча-ас», — да поплетется нога за ногу, да с кислыми глазами, так лучше три раза

самой сделать.

Александр Степанович ходит по комнате, растирает рукой контуженный бок и короткую культю:

И как так: ведь и ласковая, и умница.-

Как так, как так! И ремеслу одними словами, хоть сто лет учи, не научишь. К станку подошла, к мастеру пригляделась, да сама челнок в руки взяла — вот и начало ученья* Ты своим токарятам лекции какие, доклады, что ль, читаешь?

Александр Степанович останавливается: — Вот теперь, как придет, заставлю чего-нибудь... Ну, хоть посуду...

Прасковья Даниловна усмехается: Ну-ну!