Костёр 1969-12, страница 19
Но умных, как назло, почему-то в голову не приходило, лезла всякая дрянь. «Ну, варежки потерять, конечно, можно, это запросто,—думал он,—но вот что интересно: как это она умудрилась ноги промочить? Ведь ни одной лужи нигде в такой мороз не найдешь. Нева и та замерзла». Он попытался от этой неважной мысли от- Ногам сразу же стало плохо и мокро, но Митька для верности еще разок повторил эту процедуру и только тогда направился к выходу, оставляя на полу расплывчатые следы. В ботинках противно хлюпало, и ступням внутри стало скользко и просторно, будто ботинки неожиданно сделались на несколько номеров больше. махнуться, хотел подумать о чем-нибудь возвышенном и красивом, но ничего не выходило. Танина мама ведь ясно говорила—пришла с мокрыми ногами. Не станет же она врать. И потому Митька решил, что ходить ему с сухими ногами в теплых ботинках нечестно. Можно хоть год проходить—не закоченеешь. Но и не пойдешь домой ради такого нелепого, на посторонний взгляд, дела! И хоть мамин взгляд никак нельзя было назвать посторонним, Митька не сомневался, что с мокрыми ногами она его на улицу не выпустит. Тогда он направил свои, пока еще сухие, ноги в школу. Дежурная нянечка очень удивилась, но Митька сказал, что забыл в классе тетрадку, и она его впустила. Митька быстренько вбежал в уборную, подошел к самому низкому умывальнику, который для первоклашек, и открыл кран. Несколько секунд он колебался, но потом глубоко вздохнул и сунул под тугую, холодную струю сперва одну ногу в ботинке, затем другую. — Вот идол-то! И где ты только воду отыскал! По всему коридору наследил, поганец,— проворчала нянечка, выпуская Митьку. На дворе Митька сперва ничего не почувствовал, но уже минут через пять ботинки сделались как железные, а замерзшие носки начали царапать лодыжки. Еще минут через десять пальцы занемели и их стало покалывать, будто иголками. Митька с силой топал, подпрыгивал, пускался галопом вокруг дома, но ничего не помогало— холод упрямо пробирался внутрь его живого тела, ноги деревенели. Но Митька не сдавался. Он решил заболеть во что бы то ни стало. Губы его посинели, на кончике носа повисла большая прозрачная капля, и он уже совсем позабыл, что ему надо быть печальным и несуетливым, да и вообще, если по правде, Митька забыл, ради чего он все это затеял. Просто он изо всех сил боролся с холодом— шмыгал носом, бегал, приседал. Какая-то тетка с авоськой в руках долго наблюдала за его прыжками и гримасами. 3 Костер № 12 17 |
