Костёр 1972-02, страница 27

Ванята молчал, не знал, что ответить.

Платон Сергеевич жил в маленьком рубленом доме. Кровать возле стенки, стол с кучей книжек и бумаг; на стене висела на длинном ремне полевая сумка и, наверно уже просто так, для виду — бинокль.

Ванята украдкой разглядывал нехитрое убранство холостяцкого жилья — крохотный приемник на тумбочке, стакан с тремя красными гвоздиками, пепельница из морской ракушки, фотография в фанерной, затейливо выпиленной лобзиком рамке. На карточке была снята женщина в белой, по-крестьянски повязанной косынке, девочка с кружевным воротничком и мальчишка с круглыми озорными глазами.

— Кто это? — спросил Ванята.

Платон Сергеевич поставил на электрическую плитку чайник, подошел к Ваняте.

— Это мои... Это — жена, это — Федюха, а это — Наташа. В сорок третьем снимались. Последняя карточка...

— Они погибли?

Платон Сергеевич вздохнул. Поправил красные цветочки в стакане с водой.

— Нет больше их.

Долго он стоял молча за спиной у Ваняты. Видимо, тоже рассматривал фотографию, что-то вспоминал. Потом ушел в угол, где стояла на табуретке электрическая плитка, фыркал, собирая под крышкой горячий пар, чайник.

Платон Сергеевич принес на стол чашки, положил непочатую коробку конфет.

— Сейчас мы с тобой попируем. Потерпи чуток.

Он ушел к. шкафчику с тусклым матовым стеклом на дверцах, озабоченно зазвенел ложками, ножами, отодвигал и снова закрывал ящички. Потом обернулся к Ваняте, растерянно развел руками.

— Знаешь что? Трагедия у меня, брат...

— Что такое? — спросил Ванята.

— Хлеба нет. В магазин сбегать забыл. Понимаешь?

Ванята рассмеялся.

— Ну и пускай. Без хлеба даже лучше. С конфетами!

Платон Сергеевич еще раз открыл шкафчик, полез в какой-то дальний угол и радостно воскликнул:

— Эврика! Нашел!

Обернулся к Ваняте и показал черный, скрюченный сухарь.

— А ты говоришь! Эх, ты! Сейчас мы нажмем на этот провиант. Верно?

Платон Сергеевич переломил сухарь, положил по кусочку в каждую ладонь, спрятал руки за спину, поколдовал минутку и протянул Ваняте крепко сжатые кулаки.

— Выбирай. В какой руке?

Ванята ударил ладонью по правой. Платон Сергеевич быстро разжал кулак и подал Ваняте обломок сухаря.

— У тебя больший, — огорченно сказал он. — Мне всегда не везет.

Сел, положил в рот свой сухарь, громко хрустнул.

— А вообще, Ванята, это ты правильно заметил — не надо никогда падать духом.

Ванята тоже взял сухарь в рот, разгрыз на мелкие части.

— Я этого не говорил, Платон Сергеевич!

— Разве? Ну, извини... это я напутал. Но вообще — это верно. У меня даже специальный эликсир для нытиков есть. Повесит человек нос, заскучает, а я его — фр-р, побрызгаю и — все — опять оживет!

— Правда?

— Конечно. Напьешься чаю, я тебе покажу. Сам убедишься.

Быстро летит время за чаем и приятным разговором. За окном послышались голоса. Взвизгнула тихонько для начала и запела всеми голосами гармоника. Это возвращалась из клуба молодежь.

— Пора, Ванята! — сказал парторг. — А то мать заругает... Ты ей скажи — пускай не волнуется. Утром на ферму приду, все объясню. В обиду, в общем, не дадим. Понял?

— Скажу. Спасибо, Платон Сергеевич...

— Ну вот, до свиданья...

Платон Сергеевич поднялся, провел рукой по лицу. Было оно усталое и грустное.

— До свиданья. Чего ж ты?

— Я так... Про эликсир вы говорили... пофыркайте, если осталось...

В глазах Платона Сергеевича зажглись два быстрых лукавых огонька.

— Как это — не осталось! Погоди минутку...

Он подошел к тумбочке, взял какой-то пузырек с зеленой наклейкой, тонкой резиновой трубкой возле пробки и красной грушей в нитяной сеточке.

— Закрывай глаза! — приказал он.—Плотнее. Вот так.

Зашипела в его руке резиновая груша, зафыркал вокруг мелкий быстрый дождь — фр, фр!

Платон Сергеевич обрызгал эликсиром лицо Ваняты, перешел на затылок, пустил холодную рассыпчатую струйку за шиворот.

— Хватит, что ли?

— Хва-а-тит! — застонал Ванята. — Себя теперь!

Платон Сергеевич побрызгал себя, поставил флакон на место и еще раз напомнил Ваняте:

— Смотри же, матери все скажи. Сегодня!

Не чуя ног от радости, Ванята шел домой.

©