Костёр 1972-03, страница 20Дед Антоний вынул из кармана часы с медной цепочкой и поболтал возле уха, как тухлое яйцо. Часы торопливо застрекотали колесиками и виновато смолкли. — Пружина, видать, лопнула, — сообщил дед Антоний. — А так — ценная вещь... Мне, Ванята, теперь часы ии к чему. У меня времени с верхушкой до самой смерти хватит. К вам вот приехал. Чего мне без толку на печке сидеть? Председатель так и сказал — ты, говорит, мотай к Пузыревым, зови обратно. Поедешь, что ли? Гришка там Самохин ждет. Отдайте, говорит, крючки Ваняте — дружба у наемного мог еще рассказывать Ваняте дед Антоний, потому что дорога длинная, а память человека еще длиннее. Но из-за поворота выскочила на полном газу бортовая машина. Шофер круто затормозил возле путников, высунул голову из кабины. — Эй, парень! — крикнул он. — Встретил отца? Дед Антоний подошел к машине, сердито сказал: — Чего орешь на всю степь? Тоже мне хлюст! Подвезешь ай нет? Открывай калитку... Шофер безропотно дернул ручку, впустил в кабину деда Антония. Ванята полез по скату в кузов. Машина подождала минутку и снова помчалась вперед. Крепко, как штык! Навсегда!Платон Сергеевич стоял возле зеркала, надевал галстук. Он увидел, как открылась дверь и в просвете ее появилась голова мальчишки в кепке, похожей на голубятню. — Можно, Платон Сергеевич? Парторг подергал узелок галстука, распустил его, как шнурки на ботинках, обернулся к нежданному гостю. — Заходи. Галстуки умеешь цеплять? Что-то не получается. Забыл систему... Ванята вошел в комнату. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как был он в гостях и пил чай с конфетами. Стоял возле окошка стол, заваленный книжками и бумагами, висела на стене фотография; в стакане с водой краснели три гвоздики. Только Платон Сергеевич был каким-то иным, непохожим. Наверно, оттого, что в новом пиджаке вместо гимнастерки и белой рубашке с непослушным воротничком. — Не умеешь, значит, цеплять? Ладно, без украшений обойдемся. Какая твоя точка зрения? — Не знаю, Платон Сергеевич... Я, знаете, чего пришел? — Конечно! Ссориться пришел. Сколько мы с тобой не разговаривали? — Неделю... — Плохо считаешь. Неделю и четыре дня. — Я же не хотел. Это так получилось... я рассказать пришел... можно, Платон Сергеевич? — Давай... садись на диван. Ванята сел, положил руки на колени. — Не нравишься ты мне сегодня, — Сказал* Платон Сергеевич. — Что там у тебя — говори. А то в клуб опоздаем... В горле Ваняты что-то запнулось — тугое, противное. Будто купался в речке и хлебнул теплой воды. Ванята закрыл лицо ладонями, тихо и печально заплакал. — Я не могу больше, Платон Сергеевич. Я никуда не пойду... — Что ты? У нас же праздник! Дожинки. Вот чудак! Парторг придвинулся к Ваняте, обнял его за плечи крепкой, дрогнувшей на миг рукой. — Ну, перестань. Слышишь! Ванята не отнимал от лица ладоней. Будто в ковшик, падали в них одна за другой теплые соленые слезы. — Як вам пришел... я хотел сказать, Платон Сергеевич... Он умолк на минуту. Сдерживая дрожь в голосе, быстро сказал: — Платон Сергеевич! Женитесь на моей маме. Я разрешаю... Парторг еще крепче сдавил пальцами Ва-нятино плечо. — Ах, ты ж, Ванята! Ну какой ты еще маленький! Вот, значит, отчего поссорился! Чудак ты! Перестань, я тебя прошу... Ванята притих. — Я честно, Платон Сергеевич. Я... Платон Сергеевич быстро поднялся. — Не смей об этом! Я запрещаю! На лбу его, разделяя брови, прорезалась глубокая ямка. Он искал слова, чтобы высказать мысли, которые должен понять сейчас мальчик в синем комбинезоне. — Ванята, если ты хочешь, можешь быть моим сыном, — ласково сказал он. — Ты слышишь? — Слышу, Платон Сергеевич... — У меня никого на свете нет. Я тебе уже говорил... Будешь моим сыном? — Буду, Платон Сергеевич. — Честно? 0
|