Костёр 1976-01, страница 22

г

жизнь

MHMitfMi

КОМИССАРА

Герман ГОППЕ Рисунки А. Гетманского

Есть мудрость в том, что на строгих надгробьях Марсова поля начертаны только одни имена.

Ни должностей, ни званий, ни наград. Солдаты Революции, отдавшие жизнь за нее...

Все равно не вместить гранитным строка» высокие взлеты коротких жизней молодых-молодых командармов, комиссаров, чекистов.

Только имена. Остальное в наших сердцах, в нашей благодарной памяти.

Но вот надпись — Н. Григорьев. Что я знаю о нем?

Центр Марсова поля.

Стою в окружении плит.

Здесь за каждой строкою

к поэме дорога стремится.

Почему же вот эта строка на граните

молчит.

В книге славных имен

мне одну не откроет страницу?

Смотрит прямо в глаза

и упреком темнеет строка.

А над вечным покоем

огня беспокойная стая.

...Я узнаю, как жил,

как погиб ты,

Григорьев Никандр.

Я пройду твоей жизнью,

я сердцем ее прочитаю.

В сентябре 1941 года у Пулковских высот перед самой последней и самой отчаянной попыткой фашистов ворваться в Ленинград, нам, безусым и необстрелянным, рассказывал комбат Григорьев о том, как на этих высотах остановила врага Красная гвардия Октября. Может быть, он говорил и о своем отце? Может быть, его отец и есть комиссар Н. Григорьев?

Но комбата не спросишь. Он остался на Пулковских. Смертельно раненный, умирал он спокойно. «Всё, всё...»—повторял он. Но это «всё» относилось не к нему, не к последним мгновениям его жизни — «...Всё — выдохлись фрицы!»