Костёр 1976-02, страница 28

ЖЕКЕТЕ

Витю разбудило тарахтенье мотора. Постель отца была пуста. Подвешенный углом на кривой гвоздь весело покачивался лист бумаги на самом видном месте — у зеркала.

Отец любил писать Вите записки, и она безошибочно по тону их, по почерку определяла настроение автора.

Сегодня утром ей писал человек веселый. Писал на бегу.

Отец уехал внезапно в город и обещал вернуться дня через два.

На плоту экспедиции у насоса суетились двое: один грузный, квадратный, другой, повыше ростом — тощий и сутулый, как вопросительный знак.

Движок насоса взвывал, тарахтел некоторое время, и фигуры рядом с ним замирали, будто боялись спугнуть. Потом мотор чихал, плевался синим дымком и замирал.

Витя увидела, как тощий в сердцах пнул насос ногой и тут же схватился за ступню руками, поджал ушибленную ногу.

Витя улыбнулась и вдруг услыхала позади себя тихий смех. Она обернулась. На крыше мазанки, сложив по-турецкт? ноги, сидел Андрей и жевал свой любимые паслен. Казалось, он так и не слезал с этой крыши со вчерашнего дня.

— Ты знаешь, — задумчиво сказал он, — вон тот человек, который танцует на плоту на одной ноге, — Жекете. Он сын Геннадия Са-вельича. Здравствуй.

— Здравствуй, — рассеянно ответила Витя. — Какого Геннадия Савельича? И что это за имя — Жекете?

— Такого. С ним наши отцы здорово в детстве враждовали. Они в этом городе жили, когда еще мальчишками были. Они его Генкой называют. А вообще-то Жекете на самом деле Федька.

— Ничего не понимаю. Вернее, что сын Генки — понимаю, а про Жекете — нет.

— Ему в прошлом году куртку купили. Замшевую, с медными пуговицами. Федька одну пуговицу потерял.

— Ну и что?

— Этот самый Федька носился, как полоумный, по улице и орал: «Потерял! Пуговицу потерял! Медную, заграничную потерял!» Мы в лапту играли, он подбегает, слезы на глазах, а самому уже целых пятнадцать лет, глядеть неловко. «Не видели?» — кричит. «От чего пу-говица-то?» — спрашиваем. «От жекете, — орет, — от почти что замшевого, заграничного!»

Мы только потом сообразили, что он свою куртку жакетом называет. Вот и стал он с тех пор Жекете.

— А что он на плоту делает?

— Помощником моториста устроился. Поплыли на плот. Вон и Елена Алексеевна туда направляется.

Витя увидела, как из палатки вышла худая высокая женщина в очках и деловито направилась к ярко-выкрашенному ялику, наполовину вытащенному на песок.

Витя с ней еще вчера познакомилась. Елена Алексеевна была вторым археологом в группе, заместителем папы. Андрюха и Витя поздоровались с ней, помогли столкнуть ялик в воду, и Андрей уселся на корме с одним веслом в руках. Витя умела грести, но то, что делал Андрей, ей было незнакомо — он ловко ворочал веслом, не вынимая его из воды, а лодка ходко и плавно шла вперед.

— Дай-ка я попробую, — попросила Витя.

Андрей усмехнулся, молча отдал весло. Витя

попыталась повторить Андрюхины движения, но весло сейчас же выскочило из воды, лопасть плеснула по поверхности и тут же ушла вглубь, весло встало торчком, а ялик крутнулся на месте и остановился. Витя почувствовала, как заполыхало лицо, уши, шея.

— Как же так, — пробормотала она, — я же умею грести, честное слово, умею!

— Это называется не грести, а юлить, — серьезно, без насмешки пояснил Андрюха, — ты не расстраивайся, с первого раза ни у кого не получается.

За кормой показалась еще одна лодка, она резко, рывками нагоняла ялик. На веслах сидел здоровенный высокий парень, второй, поменьше ростом, примостился на корме, клевал носом — видно, еще не проснулся.

— А вот и наши практиканты, — сказала Елена Алексеевна. — Проснулись, засони, отважные покорители малых глубин.

— Один, по-моему, еще спит, — заметила Витя.

— Ничего! Нырнет разочек, проснется.

Витя уже знала, что аквалангистов в группе

трое: отец и два студента-практиканта: Сережа Васильев и Олег Прянишников. Ныряли по очереди. Держа в руках всасывающий шланг насоса, осторожно обрабатывали строго размеченные участки дна.

Пока один из членов экспедиции работал на дне, остальные проверяли все, что оседало на решете.

Дно в бухте было заиленным сверху, потом шел песок и мелкий гравий. С насосом дело шло быстрее, хотя он ухудшал и без того неважную видимость — взбаламучивал ил и песок. Зато была уверенность, что ни одна мелочь не ускользнет от археологов.

Поэтому самая главная работа была у тех, кто оставался наверху. И только стеклянными утрами в полный штиль все аквалангисты внимательно оглядывали дно, намечали участки работ и пытались отыскать предметы более крупные, которые шланг насоса неспособен был всосать.

Когда ялик подошел к плоту, Жекете важно представился:

— Жека.

Витя переглянулась с Андрюхой и не удержалась, фыркнула.

26