Костёр 1976-02, страница 30

самом краю плота, изо всех сил вглядывалась в эти пузырьки,, и вдруг кто-то легонько подтолкнул ее сзади и она бултыхнулась в воду.

Уже падая, она успела краем глаза заметить ухмыляющуюся продувную физиономию Федьки-Жекете, и решение пришло мгновенно. Она ушла поглубже, перевернулась в воде, поднырнула под плот и осторожно высунула голову на противоположной стороне. На плоту выжидающе замерли, вглядываясь в то место, куда она упала, потом начался переполох.

Жекете, что-то бормоча, затоптался на месте, мелькнуло перепуганное его лицо, он размахивал руками и подпрыгивал от возбуждения. Андрюха судорожно, обрывая шнурки, снимал кеды. Все напряженно вглядывались в воду. Поэтому никто не заметил, как Витя осторожно выбралась на плот у них за спиной, подошла к Федьке и поддала ему коленом в зад. Он бултыхнулся в воду, от неожиданности хлебнул добрую порцию — «хватил огурца», и тут же выскочил на поверхность с выпученными глазами, нелепо колотя руками.

Витя прыгнула рядом с ним, хватила его сзади за тельняшку и несколько раз окунула с головой. Федька завопил. Плавал он своеобразным стилем, что называется, «по-собачьи», а глаза у него были такие перепуганные, что Витя тут же отпустила его, нырнуЛа поглубже и подтолкнула к плоту, в который Жекете вцепился судорожной хваткой.

Федька был настолько ошеломлен, что поначалу ничего не понял. С него текло ручьем, а на физиономию невозможно было смотреть без смеха.

Сергей захлопал в ладоши.

— 1:0, — крикнул он. — Молодец, Витька!

Андрюха улыбался во весь рот.

ГОЛОВА ПРЕКРАСНОЙ БОГИНИ

От отца пришЛа телеграмма: «Дела задерживают. Два-три дня будете одни. Разрешаю работы условии находиться под водой не более двадцати пяти минут. Рабочий день четыре

часа».

В тот день Жекете с физиономией, разрисованной синяками почище, чем ритуальная африканская маска, демонстративно не замечал Витю и Андрея. В упор их не видел.

Он сидел на бухте каната и, перекатывая желваки на скулах, глядел в морскую даль.

— Вынашивает кошмарные планы мести, он тебе объявил кровную месть — вендетту, — шепнула Витя на ухо Андрею и прыснула в кулак.

Андрей засмеялся. Жекете обернулся, уставился на них нехорошим взглядом, потом усмехнулся и отошел к насосу. А Андрюхе и Вите стало отчего-то неловко.

— А ведь ему здорово худо, этому Жекете, — прошептала она.

— Будет худо с таким отцом, — тихо отозвался Андрей, — озлобился Федька. Ну, тут

хоть понять можно. Папаша его до сих пор колотит. Сперва мать Федькину колотил, так что соседям приходилось вмешиваться. А Федьку-мать лупить не давала. Ее-то Жекете только и любил по-настоящему.

— Какой же человек не любит своей мамы? — серьезно и печально спросила Витя.

Она поглядела на худущего, сутулого Федьку и вдруг будто другими глазами увидела этого нескладного парня и впервые в жизни поняла много раз читанные в книжке слова: «Душа защемила».

Витя и Андрей стояли у самого края плота, Сережа и Олег готовили свое водолазное снаряжение — гремели баллонами со сжатым воздухом.

— А где его мать? — спросила Витя.

— Умерла. Давно уже, года два тому назад, — нехотя сказал Андрей. — С тех пор Геннадий Савельич и воспитывает Федьку. Все больше кулаками. Моя мама вмешивалась, отец, когда бывал дома, соседи... Толку, правда, выходило совсем мало. Папаша его одно твердил: «Мой, говорит, сын. Захочу—с кашей его съем». Папашу его больше всего бесило, что из Федьки ни слезинки не выколотить. А Федька забьется куда-нибудь и ревет, если думает, что его никто не видит. И еще — не дай бог кто-нибудь про его батю плохое слово скажет! Федька просто звереет.

В это время на грунт пошел Олег Прянишников. И кроткий Семеныч так рыкнул страшным своим басом на бездельничающего Жекете, что тот пулей бросился к насосу.

Вот в эти-то десять минут все и произошло.

Вместо мелких, регулярно появляющихся на поверхности воды пузырьков, которые выпускает водолаз, появился один здоровенный. Витя еще не успела удивиться, как вслед за пузырем вынырнула голова Олега.

Он вытолкнул изо рта загубник, подплыл к плоту и заорал:

— Выключите насос! Сейчас же!

— Что случилось-то? — взволновался Семеныч.

— Выключи, говорю, свою тарахтелку! — продолжал кричать Олег.

Это было удивительно — слышать, как всегда невозмутимый Олег Прянишников кричит чуть ли не на все море.

Только веские причины могли заставить его повысить голос. И первый сообразил это Сергей, лучший Олегов друг. Он прыгнул к насосу, и стало тихо.

— Ну что там у тебя случилось? — намеренно равнодушно спросил Сергей.

Олег все еще не мог прийти в себя.

— Там... там... голова, там мраморная голова, — устало сказал Олег.

Вот тут действительно стало так тихо, что слышен был только плеск мелких волн, разбивающихся о плот.

Витя глядела по сторонам и поражалась, как по-разному воспринимали слова, сказанные Олегом, окружающие люди.

28